Заповедные проценты - от трех до тринадцати…
100 лет назад 11 января 1917 года указом Правительствующего сената был создан первый в России Баргузинский заповедник
Главной целью заповедника стало сбережение соболей, оказавшихся к тому времени на грани полного уничтожения
СОБОЛЬ — СИМВОЛ ГОДА
Первенца природоохранных территорий, с которого фактически началась история заповедного дела в нашем Отечестве, ждала непростая, но в целом счастливая судьба.
Юбилей Баргузинского государственного природного биосферного заповедника (как он именуется в наши дни) стал поводом для двух указов Президента России, согласно которым юбилейный 2017 год объявлен Годом экологии и Годом особо охраняемых природных территорий. А соболь, драгоценный мех которого издревле считался одним из национальных достояний, стал, так сказать, зверем-символом вековой праздничной даты.
Перед юбилеем я позвонил в Бурятию, где располагаются владения ФГБУ «Заповедное Подлеморье», включающего баргузинские просторы, и спросил Михаила Овдина, возглавляющего объединенную дирекцию самого заповедника, Забайкальского национального парка и заказника федерального значения «Фролихинский»: каким образом именно земли близ «славного моря» удостоились чести первыми оказаться под контролем и защитой государства?
Проще всего было заранее предположить, что этим Прибайкалье обязано прежде всего самому дорогому на Руси черному баргузинскому соболю. Но поначалу решение петербургскихвластей не представлялось сведущим лицам стопроцентно предопределенным. Конкурентами Баргузинья была Камчатка и Саяны. Притом природоохранные мотивы считались не первостепенными. «Экономические соображения были все же на первом месте, — сказал Михаил Овдин, — вспомните, в какое время все это происходило».
Времена эти и впрямь сладкими не назовешь. Первая мировая война нещадно губила людей, пожирала финансы и ресурсы. Зимы были куда суровее, чем сейчас, и меха улетали на экспорт со свистом, хотя соболя далеко не каждой моднице были по карману. Черед научных и природоохранных интересов пришел куда позднее. Но какими бы причинами ни руководствовались петербургские бюрократы, главное было в том, что баргузинский соболь уцелел. Его камчатских и саянских собратьев по фауне взять под заповедное государственное крыло намеревались несколько позднее. Но грянула Февральская революция, госмашину залихорадило, а потом она и вообще впала в кому. Державе стало не до новых заповедников…
А как же соболь перенес все бури лихолетья? Строгая охрана и удаленность от торных троп облегчали задачу сотрудников заповедника, которые, несмотря на скромное финансирование и тяготы жизни среди дикой природы, самоотверженно занимались порученным им делом. Территория резервата, правда, уменьшилась к нашим дням с полумиллиона гектаров до трехсот шестидесяти тысяч, но зато обошлось без тягостных перерывов в работе, от чего немало пострадал с легкой руки Хрущева Алтайский заповедник. Непредсказуемый Никита Сергеевич посмотрел фильм о нем и обрушился на специалистов в свойственном ему стиле — на медведей в бинокль смотрят, а при этом хорошую зарплату получают. Назвать тогдашнюю зарплату научного сотрудника «хорошей» можно было разве что при наличии хорошего воображения, однако Хрущев его отсутствием не страдал и заповедникради экономии упразднили на несколько лет…
Баргузинским соболям в этом отношении повезло несравнимо больше. Михаил Овдин сказал мне, что если при основании заповедника на его тогдашней территории обитало не более сорока зверей, то сейчас их численность оценивается в 2,5-3 тысячи.
Во времена основания заповедного Баргузинья методы охраны применялись действенные, но жестокие. Теперь они не в чести, но пушистые хищники вполне могут чувствовать себя в безопасности. Один из ее залогов в отдаленности и практически полном отсутствии населения на этих самых трехстах шестидесяти тысячах гектаров. Но кроме заповедников, к особо охраняемым территориям ныне относятся национальные парки. В них порядки помягче. Кроме туристов, есть и постоянные жители. Один из них — Забайкальский национальный парк расположился рядом с Баргузиньем.
На соболей-то обитатели его деревень в основном не посягают. Дело слишком опасное и не столь прибыльное, как в прошлом веке, а вот омуль из нерестовых рек и прибрежных байкальских вод — дело другое. Приходится стражам природы действовать уговорами, прибегать к воистину дипломатическим приемам, но внимать доводам закона и здравого смысла не все способны по доброй воле.
ФАКТОРЫ СОСУЩЕСТВОВАНИЯ
Тема эта выходит далеко за границы Баргузинья. Утвержденная Правительством России концепция развития заповедного дела предусматривает создание многих новых заповедников и национальных парков. Но если особо охраняемые территории на Шантарском архипелаге в Охотском море или национальный парк на Медвежьих островах в море Восточно-Сибирском интересы местных жителей не затронут ввиду отсутствия таковых, то в более обитаемых краях не обходится без всплеска эмоций. Так получилось, например, с национальным парком в шхерах Ладожского озера, создание которого оттянулось на несколько лет от первоначально намеченных сроков.
О факторах сосуществования местных жителей с особо охраняемыми территориями немало говорилось на недавней международной конференции «Заповедное дело. Итоги столетия». Директор эколого-просветительского центра «Заповедники» Наталья Данилина в девяностые годы минувшего столетия работала в профильном министерстве и была одним из разработчиков законодательства об особо охраняемых территориях, так что все аспекты сложнейшего дела знает досконально. По ее мнению, речь идет об очень непростых, порою даже спорных вопросах, и в каждом случае необходимо учитывать данные заранее проведенных научных исследований, позволяющих определить уровень воздействия на природу и оценки социальных аспектов в данном регионе.
Главное в том, чтобы привлечь на сторону национальных парков население региона, дать ему возможность участвовать в организации и поддержке развития туризма. Приток гостей дает им возможность дополнительного заработка, а значит, и заинтересует в сотрудничестве.
Есть примеры и сотрудничества с выходом на межгосударственный уровень, когда энтузиазм воистину помогает наводить мосты над границами.
При создании Кенозерского национального парка о реставрации деревянной архитектуры Русского Севера поначалу и не задумывались. Никто свыше к этому сотрудников не побуждал. Вскоре тем не менее выяснилось, что в пределах границ парка уцелели памятники народного зодчества, на которые не удосужились еще обратить внимание маститые специалисты. В тех же пределах живут и здравствуют умельцы, которых за рубежом днем с огнем не сыщешь.
Искусство русских деревенских плотников неожиданно для них самих нашло спрос. в Норвегии. В стране потомков викингов механизация строительных работ на высоте, но вот толковых умельцев работать топором у скандинавов практически не осталось. В Кенозерье же все наоборот. Рукастые мастера имеются, а с облегчением труда посредством использования потребных для этого механизмов возникла заметная напряженка. Взаимный обмен возможностями привел в конце концов к появлению совместного проекта, посвященного деревянной архитектуре в культурном ландшафте Кенозерья. Осуществляли его при поддержке директората по охране культурного наследия Норвежского королевства. Каждая из двух сторон набиралась опыта по-своему, оставаясь при этом в несомненном выигрыше. Кенозерские мужики опять же не остались внакладе, получив работу, которой в противном случае неизвестно когда бы дождались.
Первая в стране заповедная территория занимала в российских масштабах весьма скромную долю. Сейчас охраняемые земли охватывают уже три процента России. Идет речь о том, чтобы довести площадь подобных российских вотчин до 13 процентов.