Валерий Фадеев: Русофобов из-за границы будут судить по российским законам

Необходимо дать четкое определение русофобии, чтобы понимать, когда ее проявления могут стать составом преступления. А пока, советует Валерий Фадеев, соотечественникам за рубежом следует запастись терпением и найти хорошего адвоката. Как относиться к артистам, выступающим против действий России на Украине, как должна решиться проблема мигрантов и когда в стране появится цифровой кодекс. Об этом глава Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека рассказал в интервью «Парламентской газете».

- Валерий Александрович, почему, на ваш взгляд, русофобия в мире вдруг подняла голову?

- Это случилось не вдруг. В той форме, в которой русофобия развернулась сейчас, она известна историкам со времен Крымской войны, то есть с середины XIX века. Тогда уже в британской прессе появились публикации, карикатуры, где в виде символа зла изображали императора Николая I. А теперь изображают Владимира Путина. Тема не новая, но почему мы обратились к ней сейчас? Да потому что видим, что наши злопыхатели на Западе позволяют себе все больше, ощущая собственную безнаказанность. В России есть статьи за дискредитацию армии, за фейки, есть и административные, и уголовные дела, а из-за границы — тишина. Их должностные лица, которые допускают уже не просто высказывания, а неправовые действия по отношению к нашим соотечественникам на почве русофобии, они будут наказаны или нет? Вот этот вопрос мы ставим перед всей страной.

В круглом столе о русофобии в СЧП участвовала журналистка из Германии Марина Гатцемайер: она русская, но замужем за немцем, живет в Европе много лет. За публикации в соцсетях невинных текстов с Z-символикой и репосты программы «Бесогон» к ней ворвалась полиция, после чего ей предъявили обвинения с возможным наказанием вплоть до пожизненного. На наш взгляд, это превышение должностных полномочий и неправовые действия по отношению к этой гражданке. Кто же виноват? Начальник полиции Берлина или кто-то другой? Обвинение, а оно должно обязательно последовать, надо предъявлять тем должностным лицам, которые санкционируют подобные действия.

- Фиксирует ли СПЧ такие нарушения для будущих процессов?

- Такой перечень ведет МИД. В докладе ведомства о нарушениях прав наших соотечественников за рубежом за 2022 год сообщалось, что количество таких случаев выросло в четыре раза. Есть и другие организации, напрямую вовлеченные в эту проблематику. Например, «Студенческий совет», который выступает за права наших молодых людей за границей.

- Как привлечь ответственных?

- Мы констатировали, что пока такой возможности нет. Но мы, во-первых, верим в нашу победу, а во-вторых, видим, как быстро меняется мир и как трудно прогнозировать, каким он будет через несколько лет. Не таким, как прежде, уж точно. Мы не знаем, какими будут правовые отношения между государствами, поэтому есть очень высокие шансы того, что русофобы будут в конце концов справедливо наказаны. Но к этому моменту у нас уже должны быть готовые судебные решения. Поэтому и предлагаем фиксировать и юридически оформлять проявления русофобии по всему миру. И, конечно, давать понять нашим недругам, что их действия приводят к правовой реакции с нашей стороны. Вплоть до того, что уже сегодня они могут быть объявлены нашим судом в международный розыск.

- Нужна ли отдельная статья в Уголовном кодексе за русофобию?

- Как людям защитить себя за рубежом от нападок русофобов?

- Есть институты, которые продолжают действовать. Тот же Европейский суд по правам человека. Россия вышла из него, но это не означает, что люди, чьи права нарушены за границей, не могут туда обращаться. Подавать жалобы на действия правоохранительных систем другого государства можно. Второй способ — адвокаты. Наши сограждане нечасто пользуются их услугами за границей, а между тем есть специалисты, которые защищают иностранных граждан за рубежом. Они знают язык страны, погружены в ее законодательство. Поэтому обращение к адвокатам зачастую бывает проще и эффективнее, чем ждать ответа и взаимодействовать с консульством.

- Русофобия внутри России — нонсенс или обыденное явление?

- Оно еще древнее, чем русофобия за рубежом. Она стала обыденностью со времен переписки Ивана Грозного с князем Курбским. Это составная часть жизни российского общества на протяжении столетий. Или вспомним роман Достоевского «Бесы», в котором описана ненависть значительной части общества к своей стране. Не просто ненависть к режиму, а презрение к стране. Это распространенное мировоззрение, которое предполагает, что Россия ни на что не годна, что она никогда не сможет проявить себя достойным образом. И это середина XIX века! С тех пор Россия проявила себя в огромной степени: наука, литература, музыка, балет, инженерное искусство, космос и так далее. Страна продемонстрировала гигантские достижения, и тем не менее остаются люди, и это заметная часть общества, которые по-прежнему считают, что Россия никудышная и стыдная страна. Это часть нашей жизни.

Другое дело, есть ли общественная опасность от таких людей. Где кончается свобода слова и мысли и где начинается состав преступления. Русофобия бывает разной. Если она проникает в систему образования, это очень плохо — здесь нужно четко стоять на страже и не допускать к нашей молодежи такие элементы. А есть еще разговоры на кухне или даже в соцсетях, когда бывает сложно отличить критическое отношение человека к собственной истории от «подрывной деятельности». Вот Чаадаев в своих философических письмах писал, что Россия — негодная страна, и ее задача — показать миру, куда не надо двигаться. Это жесткая оценка, но я хочу заметить, что Пушкин его очень ценил. И не за то, что он не любил Россию, а за то, что он ее любил и так сильно переживал за нее. Как правовым, юридическим образом отличить одно от другого — вопрос сложный. Но эмоционально это считывается довольно четко. У нас же много проблем, на которые нельзя закрывать глаза, — иначе мы их никогда не решим. Но сама идеология, что Россия ни на что не годная страна, — это ложь, с которой нужно бороться.

Читайте также:

• В УК предложили прописать наказание за дискриминацию «с акцентом на русофобию»

- Образованию и воспитанию сегодня уделяется огромное внимание. В какую сторону в этой работе нужно двигаться?

- У нас действует закон, по которому признанное иноагентом лицо не может заниматься образованием ни в какой форме. Этот закон имеет и обратную силу: человек может выйти из-под иностранного влияния, перестать быть иноагентом — и работать хоть в школе, хоть в вузе. Такие случаи уже есть. Но в данном случае возникает не только чисто правовая, но и гражданская ситуация. Повышается ответственность ректоров, деканов, заведующих кафедрами за тех, кто у них работает. Они просто могут не принимать русофобов в штат. Уволить такого человека нельзя, если у него нет соответствующего статуса, а не брать на работу — можно. Важно только не перегнуть палку, ведь в обществе есть люди, которые не поддерживают внешнюю политику России. По опросам, это 15-20 процентов населения, и они не враги. Если они не нарушают закон, то должны пользоваться всеми правами, что есть у других людей. Но когда речь идет о воспитании и просвещении, работа должна вестись на гражданском уровне. А этим сегодня занимаются далеко не все вузы.

Мы видели, когда объявили мобилизацию, как молодые люди на своих самокатах рванули через российско-грузинскую и другие границы нашей страны. Некоторые испугались, но значительная часть просто не знали, что происходит и что им делать. Они живут в своем мирке — эхо-камере социальных сетей, в той информации, которую они сами для себя создают. А в это время идет СВО, продолжаются столкновения с Западом, меняется мир. Но они не понимают смысла этих событий, а значит, их надо учить. Эта тема во многом была упущена.

- Ответственность артистов — тех, чей голос априори слышен громче, — она выше?

- Здесь я опять же хочу сказать о самоорганизации общества. Ведь артисту можно дать работу, а можно не дать. Можно позвать на телевидение или на корпоратив, а можно не позвать. Можно один гонорар заплатить, можно другой. Артисты зарабатывают большую часть денег на съемочной площадке. Я не призываю ограничивать чьи-то права, но надо отдавать себе отчет, в каком положении находится страна. Если ты не связываешь себя никак со своей страной, то и с работой будет хуже, тогда и на руках тебя носить никто не будет и первые роли предлагать. И здесь нет нарушения прав человека. Я много лет проработал главным редактором журнала, и если бы был им сейчас, то критерий отношения к стране и происходящим в ней процессам для меня был бы одним из главных при приеме на работу. Я не призываю шумно поддерживать СВО и размахивать флагом с буквой Z, но даже если ты не согласен, то хотя бы помолчи, потому что там наши люди гибнут за страну и за тебя в том числе. И если ты этого сейчас не понимаешь, просто помолчи.

- СПЧ занимается созданием Цифрового кодекса. Документ, как мы знаем, уже написан, а когда он может быть внесен на рассмотрение парламента?

- Так когда же для этого появятся механизмы, законы?

- Это сложная задача, поэтому мы не ставим конкретных сроков, а работаем над сближением позиций различных заинтересованных категорий людей. Мой подход, что вообще нужно запретить коммерциализацию данных, мало кто разделяет. Мне говорят: ведь мы же сами подписываем соглашения, предполагающие передачу наших данных неограниченному кругу третьих лиц. Это отчасти правда, но пока люди не отдают себе отчета о последствиях того, что они делают, а последствия могут быть самыми тяжелыми. Надо понимать, что нашей позиции противостоят не враги, а люди с другой точкой зрения, которые уверены, что IT-сферу нужно развивать как можно энергичнее. Я согласен: Россия не должна отставать, но у этих людей нет полного понимания рисков, поэтому мы должны добиться, чтобы они стали нашими союзниками в понимании рисков, а мы — их союзниками в понимании необходимости интенсивного развития.

- Совет активно включился в обсуждение концепции миграционной политики России. Какую позицию вы занимаете?

- Сейчас мы ее не можем сформулировать — просто потому, что у нас нет достаточного количества объективных данных, не проводилось надлежащего анализа ситуации в этой сфере. Нам говорят: нужно больше мигрантов. А сколько? Звучала цифра от экспертов в пять миллионов, теперь считают, что строительному сектору нужно двести тысяч человек. Так пять миллионов или двести тысяч и на какие работы? Опять же если говорить о жилстроительстве, то в России производительность труда в этой сфере в четыре раза ниже, чем в США. Может быть, мы попробуем ее поднять, и тогда рабочих рук потребуется меньше? Попробуем поднять требования к квалификации строителей и попробуем привлечь российских граждан к этой работе. Для мигрантов создана мощная рекрутинговая система, они, еще находясь на своей родине, знают, куда им идти, как ехать, где расселяться, как трудоустраиваться и так далее. У нас есть такая система для российских граждан? И близко не существует.

Перед нами две чаши весов. На одной — потребность в трудовых ресурсах, на другой — издержки, которыми грозит чрезмерное пребывание людей. Нагрузка на социальную инфраструктуру, обучение, лечение, контроль криминогенной ситуации — сколько все это стоит? Мы не против мигрантов, не против людей из других стран. Но требуем глубокого анализа ситуации. И только когда мы поймем общую картину, то сможем делать выводы.

Бюрократов, работающих с мигрантами, предложили слегка наказать рублем