Реализуются ли планы президента Антоновой

Уход генерального директора Большого театра никого не удивил. Замена директора По­литехнического музея тоже из разряда со­бытий далеких от сенсационности. Что же касается отставки Ирины Александровны Антоновой, знаменитого на весь мир ди­ректора ГМИИ имени А.С. Пушкина, то не обойтись без нескольких вопросов.

С точки зрения внешнего декорума подобное решение составлено, казалось бы, безупречно. Антонова формально остается в музее в качестве президента и, стало быть, будет хотя бы консультатив­но влиять на то громадье планов рекон­струкции музея, который для нее с 1945 года фактически стал «домом родным».

Но сначала о президентстве. Практи­ка назначать заслуженных и достойных долговечного уважения современников на президентские посты тех же институ­тов, музеев, вузов и прочего утвердилась у нас не так давно и совсем не бесспорно. Можно без напряга назвать несколько имен, ни у кого сомнений не вызываю­щих. Это и президент факультета жур­налистики МГУ имени М.В. Ломоносова Ясен Засурский, и президент Российской государственной библиотеки Владимир Федоров, и почетный президент Государ­ственного музея-заповедника Петергоф Владимир Знаменов… Но это и бывший ректор, а ныне президент легендарной «Тимирязевки» В.М. Баутин, прославив­шийся на излете карьеры скандальными уголовными делами.

Не оглянуться ли в этой связи на впол­не приемлемый в данном случае опыт США, где директор Библиотеки Конгрес­са со времен ее основателя Томаса Джефферсона занимает свой пост пожизненно, и отправить его в отставку не имеет права даже очередной обитатель Белого дома?! Скажем, Джеймс Биллингтон, занимаю­щий этот пост, не расстался с ним даже несмотря на мощное давление «афроамериканского» лобби, решившего почему-то, что этот пост должен принадлежать именно чернокожим.

Уверяют, правда, что Ирина Алексан­дровна рассталась со своей должностью добровольно. Возможно, что в общих чер­тах так оно и было. Однако же всего месяц назад, когда мне довелось разговаривать с ней на открытии выставки «Прерафаэли­ты. Викторианский авангард», речь шла исключительно о грядущих планах, которые она считала реально осуществимы­ми, причем не прозвучало ни намека о выходе на покой. Антонова поведала и о мечте, которую назвала, увы, практи­чески нереальной, — устроить в Москве выставку гениев Ренессанса, почти в на­ших музеях не представленных. Собрать на Волхонке шедевры Мазаччо, Бронзино, делла Франческо и многих других почти невозможно не из-за недоброй чьей-то воли, а из-за неизбежных тревог сотрудников музеев, обладающих этими сокровищами, за сохранность уникумов.

Другие свои намерения Ирина Алек­сандровна опять же еще месяц назад твердо решила воплотить в обозримом будущем. Речь шла, прежде всего, о вы­ставке классического британского пор­трета. Один раз дело дошло было до ре­альности. Антонова даже лично обошла и объехала музеи «туманного Альбио­на», отбирая отвечавшие ее замыслам работы. Такое вообще-то в музейном ми­ре очень мало кому дозволяется. Но по­литический небосклон как раз заволок­ли тучи. В газетах, правда, появлялись дружелюбные статьи о ней, где варьи­ровались мотивы заголовка романа про Джеймса Бонда «Из России с любовью», но на официальном уровне англичане проект все же заморозили. Зато прера­фаэлиты к нам все-таки приехали. Пять лет назад в Москве открывалась выстав­ка великого британца Тернера. На пресс-конференции я спросил директора лон­донской «Галереи Тейт» Николаса Серота о возможности привести к нам эти ше­девры и с изумлением услышал в ответ, что первый разговор о них состоялся еще два десятка лет назад, и что он убежден в успехе «в честь мадам Антоновой»!

Особый разговор о той роли, кото­рую Ирина Александровна сыграла в тя­нущейся с мая 1945 года истории с так называемыми «перемещенными куль­турными ценностями». Тема эта на пер­вый взгляд навеки закрыта после приня­тия Госдумой закона, согласно которому эти достояния музеев России передаче другим государствам не подлежат. Воз­можны отдельные исключения. Напри­мер, не так давно в Германию вернулись витражи из Франкфурта-на-Одере, по­скольку до войны они находились в хра­ме Мариенкирхе, то бишь пребывали в собственности религиозной общины. В этом случае все было сделано по за­кону. Однако разговоры на эту тему не затихают. О реституции буквально в последние недели заговорила в Санкт-Петербурге Ангела Меркель на откры­тии эрмитажной выставки «Бронзовый век. Европа без границ». В польской прессе тоже нашли повод для претензий, особо оговорив непреклонную позицию Антоновой. «Боюсь, что будут предпри­ниматься новые и новые попытки изме­нить положение дел, — сказала она мне в одном из интервью. — И в этой связи я и мои коллеги очень надеемся на Госу­дарственную Думу и Совет Федерации»!

Я спросил, как быть с прецедентом возврата в ГДР картин Дрезденской га­лереи, на который любят ссылаться сто­ронники реституции. «А вы знаете, что одно время их собирались поместить в нашу постоянную экспозицию, — напом­нила Ирина Александровна, — Более то­го, эта экспозиция была уже создана, но потом политики передумали. А лично я считаю, что нужно было не держать эти шедевры взаперти под секретом, а сразу показать их и твердо заявить — это все наше! В любом случае, это лишь малая толика, что было украдено из России во время войны. Кстати сказать, в Дрезде­не поначалу были помещены таблички возле картин, извещавшие, что эти по­лотна были спасены Советской Армией. Сейчас их убрали. Даже упоминания о том, что Павел Корин десять лет рабо­тал над реставрацией картины Тициана «Динарий кесаря» в Дрездене не найти. Но не Корин же этот шедевр запрятал в сырую шахту, в которой картину поджи­дала верная гибель… И после этого за ру­бежом находятся желающие, которые во всем винят наших музейщиков. Словом, этот довод всерьез воспринимать нель­зя. Кстати, при разговорах о реституции искусно заминают вопрос об истории тех или иных произведений искусства. Возьмем так называемое собрание Кенига. Оно было приобретено у владель­ца для музея Гитлера на его родине — в австрийском городе Линце! Притом сам банкир Кениг этим гордился»!..

О начинающейся благодаря Антоно­вой реконструкции великого музея гово­рить можно долго. За более чем в веко­вую историю в здании не было ни одно­го серьезного ремонта, хотя еще в пору СССР принимались правительственные постановления по этому поводу. В глав­ном корпусе при всей его внешней не­зыблемости тревожные просадки. Ирина

Александровна вспоминала, что во время войны рядом взорвалась тяжелая фугас­ная бомба, после этого сотрудники снег выгребали лопатами, а второй этаж очень долго был закрыт. При этом работа му­зея ни на один день не прекращалась. Да и возводилось главное здание в то время, когда о современных музейных техноло­гиях никто и догадываться не мог.

Это всё я к тому, что выбор преемни­ка Ирины Александровны, если уж бы­ло решено заменить ее в директорском кабинете, вряд ли должен был решаться келейно. Возраст бывшего директора и первого президента ГМИИ действитель­но серьезен. Однако в наши дни и заве­дующих гаражами нередко выбирают по конкурсу, притом кандидат должен пред­ложить какую-то внятную программу. Ни о чем подобном речь пока не шла. Ко­нечно, об авторитете, которым обладает в музейных кругах планеты Антонова, любому профессионалу в этой области остается только грезить. Но, возможно, стоит на будущее задуматься о кадровом резерве на такие уникальные случаи.

И в этой связи немало вопросов воз­никает к назначению директором Ма­рины Девовны Лошак. Дело даже не в ее, мягко говоря, менее громкой про­фессиональной биографии: творческие мускулы, если можно так выразиться, на таком посту наращиваются деся­тилетиями. Вспомним, впрочем, что в любом министерстве иностранных дел есть понятие «карьерный дипломат», подразумевающее, что посольство воз­главляет человек, прошедший все сту­пени подобной табели о рангах, а не проштрафившийся губернатор или, как в недавнем прошлом, на чем-то опло­шавший секретарь обкома. Не перене­сти ли такую практику на музеи?

Можно, конечно, сказать, что опыт — дело наживное, благо, что проект­ный и финансовый задел Ириной Алек­сандровной оставлен на долгие годы вперед. Но удивляет сама скорострель­ность назначения. Иначе говоря, пока что место будет красить человека, а не человек место. Авторитет, конечно, де­ло наживное и рано или поздно придет. Но реконструкция предположительно должна стать свершившимся, пусть да­же и не окончательно, непреложным фактом уже в этом десятилетии.