На Запорожском направлении. Часть 4
Со скоростью больше двух тысяч километров в час американская ракета летела на русскую радиолокационную станцию. В ее боевой части было почти 70 килограмм взрывчатого вещества — попадание в нашу РЛС не оставляло ни для нее, ни для расчета операторов в небронированной кабине никаких шансов. Удар наносил украинский экипаж на польском МиГ-29 — большая часть собственных самолетов Украины уже была уничтожена, и Польша — давний враг России — отдала ВСУ более десятка таких самолетов.
Целью американской ракеты была наша трехкоординатная радиолокационная станция «Небо» — она могла на расстоянии в много сотен километров засекать самолеты и ракеты противника и в автоматическом режиме выдавать их координаты для системы ПВО. Это означало, что расчет РЛС прекрасно видел не только МиГ-29 ВСУ, но и пуск ракеты, а через несколько секунд уже понимал, что это именно американская AGM-88 HARM и летит именно к ним по их души.
- Можешь себе представить, сидят в кабине управления три молодых парня двадцати с чем-то лет, которые только-то жить начинают, и вдруг понимают, что ракета летит прямо в них, — рассказывал Волонтер. Его рука с остро заточенным карандашом в это время нацелилась на центр стола, а затем быстрым движением ударила по нему, а он продолжал: — Парни все уже понимают, у них все на дисплеях — и координаты ракеты, и скорость, и знают уже, какая именно ракета по ним летит. Ни отключить РЛС, ни выбежать из кабины они не могут. Все понимают, что станция не сама по себе: она — «глаза» для системы ПВО, которая прикрывает наши города. Ее не просто так хотят уничтожить — это начало атаки. Сначала выбивают РЛС, а потом запускают ракеты из реактивной системы залпового огня. Помнишь, как украинцы ударили по Белгороду из чешских РСЗО «Вампир»? Тогда большую часть ракет удалось сбить, но даже несколько, что прорвались, убили двадцать пять мирных, а ранили вообще под сто. А там и женщины, и дети. Так и здесь, без РЛС с работающим расчетом на месте не сможет действовать ПВО, не отработает ПВО — умрут мирные люди. Поэтому и сидел расчет вместе со своим командиром — лейтенантом Сеней до конца. Уже к смерти готовились — ракета подлетала, оставалось пять секунд. Попрощались только парни друг с другом — никто даже не думал выключить РЛС или уйти с операторского места. Слава богу, успела наша ПВО в последний момент сбить американскую ракету.
В этот момент я осознаю, что тот, кого я считал просто шебутным хорошим парнем, — настоящий герой. Совершенно такой же, как те, о которых мы смотрели фильмы про Великую Отечественную. А наши дети, как и мы когда-то, будут смотреть фильмы про то, что делают сейчас мои боевые товарищи.
- Сеня, Волонтер мне рассказал про твой подвиг, ты просто красавчик, — говорю я. — Тебе минимум «мужика» (орден Мужества. — Прим. ред.) за это надо давать.
- Ну какой это подвиг, мы делали то, что были обязаны по инструкции делать. А орден… ну, может, еще дадут за что другое, — отвечает он.
Как ни старалось Министерство обороны быть справедливым, награды очень часто были… непростой темой. Очень многое зависело от случайности — успели подать или нет, не поменялся ли командир, который знал о том, что ты сделал, а новый не знает, не слишком ли много уже наград за эти месяцы получило твое подразделение и множество других субъективных причин. Но практика показывала, что достойных людей, как правило, награды рано или поздно находили. Главное, чтобы к этому моменту они были живы.
Пока техники запускают «птичку», операторы готовятся к полету: включаем НСУ — наземную станцию управления, вводим координаты расположения антенны, место старта, включаем пульт управления видеокамерой БПЛА, выставляем флажок определения положения по инерциальной навигационной системе, а не по спутникам, которые на нашей территории глушим мы, а на чужой территории — противника выставляем на максимум мощность передатчиков — для перехвата управления от мобильной системы управления к наземной и до набора высоты ничего не должно мешать бесперебойной связи. Конечно, не забываем предупредить нашу ПВО — лететь через «коридор» будем через 20 минут, или, как в СВО часто говорят, «малых».
К этому моменту «птичка» уже в воздухе — включаем модем, антенну в сопровождение, проверяем влажность, задаем крейсерскую скорость и время ожидания до возвращения в случае потери связи, уменьшаем мощность передатчика, чтобы не демаскировать «борт» для РЭР противника, и, наконец, ставим первую точку полета. Это — тот коридор, через который мы летим на территорию противника и который обозначило наше ПВО, чтобы случайно нас не сбить.
Как всегда, на несколько часов полета для разведки мы получили много целей. Вскоре после того, как мы оказались на вражеской территории, на нас вышла наша радиоэлектронная разведка — немецкая РЛС COBRA начала работу. Два луча из разных мест с нашей территории пересекались на карте на территории противника. Именно оттуда и шел сейчас сигнал немцев. На подлете к ней по нам начинает работать РЭБ противника — управление БПЛА заблокировано. Раз за разом мы меняем частоты управления, переходим на ППРЧ — псевдослучайная перестройка рабочей частоты, когда частоты системы управления скачут по всему доступному диапазону, но связь не восстанавливается. Украинские, а может, и натовские операторы РЭБ хорошо оберегали свою COBRA.
Через десяток минут автоматически вставший на обратный курс «борт» выходит из радиуса действия украинской РЭБ. Управление восстанавливается, и нам удается с другой стороны и на другой высоте подлететь к лесопосадке, координаты которой нам передала наша радиоразведка. Там явно что-то было — мы видим следы колес на поле, вырубленный кустарник — позицию явно готовили заблаговременно. Но сейчас там немецкой РЛС нет. Не успели. Охота продолжается.
Вечером «солдатское радио» передало нам грустную новость: погиб приезжавший к нам на стажировку начальник расчета — тот самый, с неработающим автоматом, который он ни разу не удосужился проверить. Как он ни хотел быть в стороне от боевой работы, но по приказу командира ему все-таки пришлось выехать на старт их беспилотника. Думая о себе, а не о своем расчете, он не стал дожидаться старта, а отошел подальше — на край поля. Как пишут в романах — «роковая случайность»: именно туда и попала большая часть от кассетного боеприпаса ракеты противника. Беспилотник же успел стартовать, а у техников, что его запускали, ни одной царапины. Жизнь любит преподносить сюрпризы. Весь год человек бегал от опасности, искал, где потеплее и посытнее, — ничего из этого ему не помогло. Другие же, которые каждый день подвергали себя опасности, — без царапины.
Такой случай был на моих глазах еще в 2015 году. Моей задачей тогда была фиксация украинских нарушений Минских соглашений — сейчас даже не верится, что это когда-то кого-то серьезно волновало. Тогда еще Мариуполь был не наш, но на пути к нему было село Широкино, которое было под нами. В одном из штабов нам сказали, что ситуация там достаточно спокойная, и мы выехали к нему с одним из уже бывалых гуманитарщиков — хорошим парнем, много сделавшим для общего дела, а сейчас собравшим своих знакомых ополченцев мне в помощь. Когда мы приехали, как часто бывает на войне, на земле все было по-другому — по селу регулярно работала артиллерия противника, а когда мы в него зашли, вокруг начали посвистывать пули. Кажется, они уже были на излете, а может, и нет — не помню. Отсутствие украинской атаки на село прямо сейчас с точки зрения штаба и означало, что ситуация была спокойная. Через несколько месяцев неонацисты из «Азова»* все-таки взяли Широкино, и освобождали его наши войска уже в СВО.
Особенно разрушена была та часть села, которая на расстоянии около километра и на прямой видимости противника. Как сейчас помню, что на мое предложение идти на передок и выполнить задачу по фиксации разрушений бывалый гуманитарщик снисходительно улыбнулся:
- Максим Сергеевич, вы идите, а я вас здесь пока подожду, — в его глазах я явно выглядел идиотом, который идет в регулярно простреливаемое и хорошо наблюдаемое противником место. На мою фразу о том, что именно это и есть поставленная нам задача, он с мягкой улыбкой ответил:
- Ну, это же ваша задача, а не моя… Вы идите, а я вас тут подожду.
Мы пошли вдвоем с местным проводником — ополченцем с позиций в самом селе. Как только мы появились в наиболее разрушенной части села, украинцы открыли по нам огонь из станкового гранатомета АГС-17. Помню, как ополченец, меланхолично и особенно не настаивая, сказал:
— Это по нам, надо бы идти.
Мы двинулись к ближайшим домам, стараясь уйти быстрее от «глаз» противника, которые и наводили огонь. Разрывы гранат становились все ближе, и к домам мы уже бежали.
Придя на точку встречи, мы увидели там пятерых раненых из числа приехавших. Это были и средние, и тяжелые ранения, а гуманитарщику в госпитале потом ампутировали несколько пальцев на ноге. Помню и случайно услышанные слова одного из раненых ополченцев: «Наших пять раненых, а этому, из Москвы, кто на передок поперся, — ничего». Ирония судьбы — шли на передок мы, а две гранаты прилетели к ним.
Тогда — а это было уже почти десять лет назад — я навсегда для себя решил, что в самой высокой небесной инстанции решения, кто будет жив, а кто нет, кто будет ранен, а кто невредим, принимаются по каким-то совсем другим, непостижимым нами критериям. Простая логика — «сиди в сторонке, и все будет хорошо» — не работает. Часто бывает наоборот: кто идет вперед — живой, невредимый, а кто пытался отсидеться — убит или ранен.
Можно бояться, можно не бояться — что лучше для каждого, я не знаю. А вот то, что нужно верить в себя и делать то, что должен, — это я знаю точно.
* Признан в России террористической организацией
Продолжение следует
7070
Ещё материалы: Максим Григорьев
