Как советский Минздрав сделал врачей ласковыми

Если театр начинается с вешалки, то лечебный процесс в больнице берёт начало с приёмного покоя. Поэтому там всё должно быть максимально уютно и спокойно, чтобы с первых минут пациенты обретали уверенность, что именно здесь они вскоре восстановят здоровье. Такие положения приводятся в приказе Минздрава СССР от 16 ноября 1987 года о лечебно-охранительном режиме в больницах и профилакториях.

В документе власти указали на недостаточное внимание врачей к соблюдению этики и такта в общении с больными. «Медицинские работники забыли, что слово — могучий лечебный фактор, и в ряде случаев неправильно высказанное слово пациенту, родственникам ранит их, вызывает потерю доверия и авторитета к медицинским работникам, порождает ятрогению, и все это надолго задерживает выздоровление», — отмечается в преамбуле к приказу. Поясним: ятрогения — это ухудшение здоровья пациента из-за неосторожного слова или действия врача.

С того момента доброжелательность и такт стали должностными обязанностями медицинского персонала. Врачам и медсёстрам запрещалось вести неуместные разговоры в присутствии больных, шуметь и громко говорить в коридорах и палатах и так далее. Запрещалось обращаться к пациентам на «ты» или словом «больной», так как «обезличенное, невежливое обращение и, наоборот, излишняя фамильярность не могут способствовать установлению контакта между персоналом и больным, не создают обстановки взаимного доверия и уважения».     

Во время обходов врачи могли только осматривать пациента, а вот обмениваться мнениями они должны были в другом месте. Докладывать о ходе лечения во время осмотра следовало в такой форме, «которая не может внушить больному опасения за неблагоприятный исход своего заболевания».

Создание позитивной атмосферы диктовало и следующее правило: «Больной должен знать о своей болезни только то, что является ему понятным, не может внушить тревоги и нарушить его психическое равновесие». Поэтому все сведения о своём состоянии он мог получить только от врача, а вот результаты анализов и истории болезни были ему недоступны. Родственникам  информацию тоже выдавали в ограниченном виде, «без ненужной детализации и использования малопонятных терминов, излишних заверений и обещаний». Но учитывая, что встречи с родными поднимают пациентам настроение, число приёмных дней нужно было максимально увеличить.

Уделялось внимание и больничному питанию: вся еда, вне зависимости от строгости диеты, «должна быть разнообразной, аппетитно оформленной, вкусной».

Также врачам поручалось беседовать с пациентами о необходимости проведения операции или её отмене, так как в противном случае они приходят в «очень напряжённое состояние». В перевязочных и операционных было желательно принимать только по одному пациенту, а все использованные материалы тут же убирать, чтобы не поражать психику впечатлительных людей кровавыми бинтами и прочим. Также приказ предписал проводить все манипуляции максимально осторожно и безболезненно, с применением во всех возможных случаях обезболивания, так как «процедуры, вызывающие боль, не дают той терапевтической эффективности, которую можно было бы от них ждать».

Не меньшей доброжелательности власти требовали от работников поликлиник. «В поликлинику к участковому врачу обращаются люди со своими тревогами и волнениями, поэтому его работа требует большой любви к людям, всестороннего развития, широкого клинического кругозора», — отмечалось в приказе. Контролировался внешний вид персонала: никаких экстравагантных нарядов и причёсок, всё скромно и аккуратно.

«В поведении врача на поликлиническом приеме должна быть продумана каждая мелочь», — призывали власти. Например, медикам следовало стараться не допускать исправлений и переписывания рецептов, так как пациент может истолковать это как неуверенность врача и начать сомневаться в правильности своего диагноза.

Внимательными и приветливыми должны были быть врачи, посещающие пациентов на дому. «Никакой перегрузкой не может быть оправдано такое положение, когда врач при посещении больного на дому не снимает верхней одежды, не моет руки или в резкой форме выражает свое неудовольствие по поводу, по его мнению, необоснованного вызова», — отмечалось в приказе Минздрава СССР.

Особенно аккуратно и тактично врачам следовало разговаривать с матерями и детьми. Медсёстры в процедурных кабинетах, где детям делали болезненные манипуляции, обязательно должны были иметь ласковый голос и «умение сострадать к боли ребёнка».

Приказ предписывал обставить приёмные покои детских отделений так, чтобы малыши не испытывали там стресса: выкрасить стены в пастельные тона, расставить на полках цветы, книги и картинки. «Здесь же, в приемном отделении, необходимо узнать ласкательное имя ребенка, его основные привычки. По пути в отделение ребенку следует рассказать о том, что его ждут другие дети, что он будет играть, рисовать, читать книги, строить», — отмечалось в приказе.

Помимо врачей, в детских отделениях работали воспитатели с педагогическим образованием. Для них Минздрав составил отдельную инструкцию. Воспитатели должны были знать не только возрастные и психические особенности детей, но и разбираться, как то или иное заболевание влияет на поведение ребёнка, как его психологически подготовить к операции и другим процедурам. Все эти нюансы по необходимости они растолковывали родителям маленьких пациентов. Воспитатели также придумывали развлечения и водили детей на прогулку, оформляли детские палаты и помогали школьникам готовить домашние задания.