Александр Щипков

Политический философ, ректор Российского православного университета св. Иоанна Богослова, советник председателя Госдумы

Белоруссия: религия и революционность

19.09.2021 11:18

Вселенское православие вообще и Русская православная церковь в частности испытывают сегодня жёсткое давление со стороны секулярного мира с его бесконечными политическими и экономическими конфликтами.

Так, в ходе недавних белорусских событий можно проследить ясную взаимосвязь между чисто политическими инициативами пропольской оппозиции и предпринятыми атаками на единство нашей Церкви. И хотя сегодня можно констатировать, что антинациональный тренд потерпел в Белоруссии поражение, вполне очевидно, что давление на Церковь будет продолжаться, причём желанными для антинациональных сил являются идеи церковного раскола, «национальной автокефалии» и усиления католического влияния. Причём последнее тесно связано именно с польской проблемой, поскольку крайне политизированное польское католичество является, по мнению многих наблюдателей, своего рода «католичеством в католичестве», что всё больше беспокоит Ватикан.

Церковь интересует антинациональную белорусскую оппозицию исключительно как инструмент политики. Ярким примером политизации церковно-религиозной сферы во время недавних белорусских событий является деятельность бывшего Гродненского архиепископа Артемия (Кищенко), ныне пребывающего на покое. Это яркий сторонник оппозиционного политического направления и радикального национализма, фигура достаточно заметная в политических кругах Белоруссии. Некоторые эксперты считают, что ставленник внешних политических сил Светлана Тихановская лоббирует арх. Артемия как оптимальную фигуру, способную создать и возглавить религиозную структуру, альтернативную Белорусской православной церкви Московского патриархата.

Так это или не так — покажет время. Нас же интересует феномен арх. Артемия с идеологической точки зрения. Кищенко многократно публично озвучивал продуманную политическую идеологию во время своих проповедей в кафедральном соборе Гродненской епархии. Его проповеди де-факто стали политическими выступлениями, благодаря которым Гродненская кафедра приобрела неформальный статус трибуны белорусско-польской несистемной оппозиции. В отличие от польских католиков для православных белорусов подобная политизация храма — явление новое и даже экзотическое. В связи с усилением давления и вмешательства в церковную жизнь со стороны проводников польского, литовского и американского влияния, которые, опираясь на оппозицию, подвергают атакам белорусское государство, явление это требует внимательного рассмотрения.

Попробуем собрать воедино и проанализировать тезисы многочисленных выступлений арх. Артемия (Кищенко). Главный мотив — «нелегитимное насилие» власти и органов правопорядка, применяемое в ответ на противоправные действия оппозиции, оспаривающей «фальсификацию выборов». По мнению архиепископа, противодействие власти уличным беспорядкам как бы отменяет формальную законность и обязует священников поддержать протестующих в силу морального закона в обход закона юридического. Знакомая логика «революционной законности».

Священники, до сих пор признававшие «законы кесаря», наделяются правом мгновенно отказываться от них в момент политического кризиса к явной выгоде одной из сторон. После революционной смены власти священникам будет предложено вернуться к первоначальной логике, признающей легитимность власти уже нового «кесаря». Такое жонглирование моральными и юридическими компетенциями синхронно со сменой власти выглядит неубедительно и вызывает у паствы многочисленные вопросы.

Мы наблюдаем попытку конвертировать программные политические установки либеральной оппозиции в нравственную и религиозную плоскость, причём сделать это любой ценой. Например, вопреки тому, что гражданско-правозащитный дискурс как в силу своего происхождения (правовые кодексы языческого Рима), так и в силу нынешней коммерциализации и профессионализации протестных технологий, крайне далёк от евангельского этоса.

С точки зрения арх. Артемия, в ходе противостояния оппозиции с властью имело место попрание «правды и истины» Христовой. При этом под «истиной» подразумевается не сам Христос и Его Жертва, как принято в христианстве, но «демократические процедуры» в их либеральном понимании.

Владыка Артемий рассуждает о пагубности политического «нейтралитета» архиереев. По его мнению, чтобы сохранить верность Христу, нужно защищать «правду и свободу», политические ценности. В соответствии с данной логикой настоящие христиане — это представители гражданского общества (ядро протестов), а власть — это зло, стремящееся уничтожить христианство. Кто борется с властью, тот спасает душу. Обратите внимание, как аккуратно происходит подмена — богословие включается в политическую дискурсивную среду, а учение Церкви подменяется политическим учением. Религия сливается с политикой, и политическое поведение начинает оцениваться как религиозное.

В рамках анализа либерал-православной политологии, которой придерживается архиепископ Артемий (Кищенко), стоит обратить внимание на саму идею революционности как подмену категории богоизбранности, характерную для либерального политического богословия в целом. Это одна из ниточек, которые приведут нас к пониманию квазирелигиозного характера либеральной секуляризации и политизации священства.

Разумеется, формируемая сторонниками арх. Артемия идеологическая конструкция имеет не христианское, а языческое происхождение, к которому отсылает уже сама практика революционных жертвоприношений, кто бы ни был их исполнителем. Не менее важно и то, что сама либеральная трактовка прав и свобод, которую Церкви предлагают принять и переписать языком библейских категорий и символов, имеет не библейское, но древнеримское происхождение. Связано это не только с тем, что секулярное право восходит к античным кодексам, но и с принципиально разным целеполаганием христианского и нехристианского сознания.

Языческая трактовка свободы — это идея рационализации и легитимизации насилия, которое неизбежно, так как является платой за расширение «цивилизации» и её гражданского «космоса». Это не исключает козла отпущения, который приносится в жертву развитию и прогрессу, будь то рабы, варвары, колонизируемые или «политически незрелое» социальное белорусское большинство, мешающее «активному гражданскому меньшинству» (пропольскому и пролитовскому, заметим в скобках). Иными словами, языческий ритуальный комплекс никуда не исчезает, он лишь встраивается в секулярно-либеральную концепцию свободы.

Христианская экклесия — это та модель социума, в которой, стремясь к обожению, приносят в жертву себя ради ближнего, а не ближнего в угоду своим интересам. Именно это отличие не позволяет священнику переводить политические конфликты в религиозную плоскость посредством категории внеморальной свободы. Христианская свобода — это свобода выбора между добром и злом, а не выбора своих интересов в ущерб интересам «политически незрелого населения». Таково глубинное различие двух культурно-исторических и религиозных парадигм.

Революционный проект всегда включает элементы шоу. Требование «отдайте улицу оппозиции» должно подкрепляться наличием своих «мучеников», пусть даже и выдуманных. Это закон жанра. И именно Церковь, по замыслу лидеров оппозиции, должна засвидетельствовать «подлинность», «неподдельность» политических жертв. Без некой религиозной санкции «мученичество» так и останется рутинной политической метафорой, не приобретёт сакрального смысла, легитимирующего революцию. Эта санкция необходима для того, чтобы затушевать внешнее вмешательство в дела суверенного государства, достовернее представить госпереворот как внутренний гражданский конфликт и противостояние народа с властью. Именно для этого архиепископ Артемий и его политические проповеди нужны оппозиции.

Отдельного упоминания достойна политизация католического фактора в белорусской политике, на которой часто делал акцент бывший Гродненский архиерей. Кищенко утверждает: если Церковь не поддерживает митинги и задержанных по политическим мотивам, то она теряет паству, которая уходит к «более честным» католикам. Таким образом, количество прихожан Церкви ставится в прямую зависимость от её политической позиции, а вопрос конфессиональной принадлежности предлагается решать на площадях. Католики ставятся в пример православным, а центром христианской жизни в Белоруссии устами православного епископа провозглашается католичество, которое сами белорусы иронично называют «польская вера». Конфессиональность становится синонимом политических взглядов. Аналогичным образом поступали деятели Французской революции, когда вводили «гражданскую презумпцию» религиозной принадлежности: каждый француз обязательно католик и республиканец. Христа они называли «добрым санкюлотом», а Троицу — «Верховным Существом».

Обобщая услышанное и увиденное, неизбежно приходишь к выводу о том, что идея политического богословия у арх. Артемия (Кищенко) и близких ему по взглядам политических деятелей имеет две взаимосвязанные цели. Во-первых, поместить Церковь в рамки секулярного политического спектра и заставить её занять крайне либеральную позицию в этом спектре. Во-вторых, секуляризировать Церковь изнутри, присвоив современному богословскому дискурсу секулярные политические категории.

Следует отметить, что мотив переноса религиозных процедур на поле политики уже звучал в «богословии майдана» на Украине. Можно констатировать, что при таком подходе православная экклесиология трансформируется по протестантской модели.

Может ли Церковь влиять на политические процессы? Может, если подходит к ним с евангельскими и святоотеческими критериями. Следует отличать этот подход от подхода Кищенко, то есть следует рассматривать политику в контексте теологии, а не теологию в контексте политики. У арх. Артемия и его последователей политическая теология превращается в свою противоположность — теологизированную политологию, которая смыкается со взглядами ультраправых сил. Так формируется религиозно-идеологический гибрид — секуляристская ересь, обнаруживающая симптомы духовного пленения некоторой части священства. И не только белорусского.