Бодрость духа россиян растёт несмотря ни на что
Адаптация граждан к кризисным условиям жизни успешно ускоряется
Самочувствие российского общества пошло вверх по нарастающей – таковы выводы масштабного социологического исследования «Российское общество в условиях кризисной реальности», проведённого Институтом социологии РАН при поддержке Российского научного фонда.
В рамках крупного научного проекта каждые шесть месяцев осуществляется общероссийский мониторинг с опросом 4000 респондентов, представляющих репрезентативный срез всего взрослого населения страны. Итоги его пятой волны показали обнадёживающие результаты. Впервые за последние два года оценки россиян приблизились к исходным показателям начала кризиса.
Кризис уходит из головы
Растёт доля тех, кто настроен позитивно – их сегодня почти треть. Похоже, значимость кризиса в сознании россиян теряет свою остроту, а это значит, что население освоилось в новых экономических реалиях. «Катастрофисты» остаются, но их число практически неизменно на протяжении всего последнего десятилетия, причём если в кризис 2008–2009 годов их было 14%, то ныне всего 8%.
Как видят наши сограждане перемены, произошедшие в стране за последний год? Треть населения отмечают улучшение ситуации, половина – ухудшение. Немало? Да, но полгода назад последних было почти 70%. Нет, у россиян не «замылились» глаза. Нынешнее социально-экономическое положение они не считают нормальным и судят даже более критично, чем в 2013 году. Но и видят улучшения.
38% «фаталистов» и от следующего года ничего хорошего не ждут, пессимисты (40%) думают, что он будет хуже. Кстати, осенью 2015 года не ждали «от жизни ничего» 51%. Социологи не удивляются. И в благополучном 2011 году «пессимистов» было 39%. «В сложные периоды, –подчёркивает директор Института социологии РАН, академик РАН Михаил Горшков, – соотношение оптимистов и их антиподов в российском обществе стабильно».
Все познаётся в сравнении. В марте 2016 года четвёртая волна мониторинга показала, что баланс настроений сдвинулся в отрицательную сторону. Поэтому социологов поразило его восстановление всего за полгода. Сегодня, хотя и в незначительной степени, общество слегка успокоилось. Об этом заявляет каждый второй опрошенный. Нет в повседневной жизни и повышения уровня резкого социального недовольства (раздражённости, озлобленности и агрессии). Улучшаются оценки перемен в материальном положении (8% респондентов сообщили о положительных сдвигах, а 24% ожидают их в ближайшем году). Треть уверена, что пресловутое «дно» кризиса миновало, 29% полагают иначе.
Судя по всему, человек создан Богом как оптимист. Это преломляется в примечательной особенности массового сознания разницей между тем, как человек воспринимает собственную жизнь и как воспринимает ситуацию вокруг себя или через СМИ, если речь идёт о стране в целом. Закономерность такая: уже в течение многих лет непосредственную среду обитания россиянин видит в более благоприятном свете, чем всё, что находится за её пределами. Знак плюс собственному самочувствию ставят 52% опрошенных, а самочувствию своего окружения – лишь 34%. Так что обвинение человека во всегдашней зависти к соседу – наговор.
Переживаем трудности, но сохраняем лидерские амбиции
Для граждан любой страны внутренние проблемы развития отодвигают на задний план вопросы мировой политики. Исключение – так называемые великие нации (большие и с высокими историческими заслугами). Для россиян вопрос о месте страны на международной арене имеет значение.
Вопрос: чем Россия реально является и чем должна быть? – вызвал разногласия. Большинство граждан рассматривает свою страну как страну-лидер. Подавляющее большинство (до 60%) согласно, что Россия сегодня – если и не великая держава (так считает 1/3), то по крайней мере одна из ведущих стран мира (таково мнение более 1/4 жителей страны). Абсолютное превалирование позитивных мнений о «сильной России» в кризисных условиях радует. Это свидетельство, что дух нации бодр.
Но амбиции россиян по сравнению с советским периодом снижаются. О великодержавности по примеру СССР они не мечтают и склоняются к более умеренной версии лидерства. Их устраивает место России в числе наиболее экономически развитых и политически влиятельных стран (52%). Напрасно беспокоились либеральные витии, предрекая возрождение «имперского комплекса». Высоко оценивая повышение роли России в международных делах, россияне желают подтверждения этой позиции и внутренними экономическими успехами.
40% опрошенных придерживается мнения, что Россия – часть Европы (Запада), 60% считают её особой евразийской цивилизацией. Подавляющее большинство (более 70%) убеждено, что Западная Европа питает к нашей стране чисто потребительский интерес и озабочена лишь её природными ресурсами. Эту точку зрения выражают даже многие (примерно 1/3) сторонники прозападной ориентации.
Лишь 23% согласились с мнением, что Россия должна стремиться к интеграции с мировым сообществом, искать компромиссы с Европой и США. В 3 с лишним раза чаще (77%) выбирался противоположный вариант – что России не следует поддаваться внешнему влиянию.
Апологеты и противники интеграции с Европой не различаются по материальному положению, местожительству, возрасту и так далее. «Антизападники» примерно одинаково доминируют в разных социальных группах.
Главная стратегия – экономия на расходах
Как и следовало ожидать, недовольны жизнью граждане с плохим материальным положением и меньшими возможностями самостоятельно бороться с трудностями. В целом стоицизм россиян возрастает. В ходе кризиса 2008 года упаднические настроения достигли своего пика через год, а на этот раз им понадобилось два года. Зато потом, как только упали, так сразу и отжались. Этот «отжим» зафиксирован и в снижении напряжённости в обществе. В марте её присутствие отмечали почти 2/3 населения. Теперь на 10% меньше (самый низкий показатель на фоне двух последних кризисов), а каждый пятый говорит об оздоровлении атмосферы.
Сплочение нации вокруг власти и прежде всего Президента страны сохраняется. Но пик доминирования мнения о первичности внешних угроз, который пришёлся на начало 2015 года, уже миновал. Доля его приверженцев сократилась с 79 до 66%, а доля сторонников точки зрения о примате внутренних проблем увеличилась с 21 до 34%, более чем в полтора раза выросла. Новая тенденция означает, что эффект «сплочённости перед внешним врагом» уже начал ослабевать и власть должна сделать определённые выводы.
Настроения общества демонстрируют положительную динамику, что сказывается и в том, как россияне оценивают урон, нанесённый им кризисом. «Существенный, но не катастрофический» – ответили 47%. При этом выросла с 7 до 14% доля не пострадавших от кризиса.
На самом деле картина не такая уж радужная. Из-за роста цен и падения реальных доходов население массово прибегает к стратегии экономии. Пояса затягивают все, хотя и в разной степени. Привычные модели потребления не изменили лишь 27% россиян. В «рейтинге» векторов экономии лидируют базовые потребности, связанные с одеждой, обувью и питанием, отдыхом, досугом и покупками товаров длительного пользования.
Что будет в случае ещё большего ухудшения положения? Есть ли у наших сограждан сценарии действий? Увы, тут порадовать нечем. Алгоритм один: ещё более строгая экономия и дополнительные заработки. Для малообеспеченных групп населения это не выход. Дальнейшее сокращение потребления, особенно без заметного вреда здоровью, для малообеспеченных групп вряд ли возможно.
Ещё один вариант – обеспечение себя продуктами питания с приусадебного участка. Его выбирают 20 процентов опрошенных. Что касается поиска дополнительных источников заработков, то пока совместительство является одним из основных источников дохода только для 4% россиян. Можно предположить, что для остальных он лишь декларация. Таким образом, главным механизмом кризисной адаптации для россиян продолжает оставаться экономия на расходах.
Образ будущего расплывчат
Попутно возникает вопрос: почему нет протестов? Руководитель Центра комплексных социальных исследований ИС РАН, кандидат философских наук Владимир Петухов, участник презентации итогов мониторинга объясняет это отсутствием механизмов отстаивания прав людей, слабостью оппозиционных партий и профсоюзов. Есть ещё одна, некомплиментарная для общества причина: крайне низкий уровень солидарности. В то же время появляются новые, неформальные методы решения проблем – перекрытие трасс, захват зданий и тому подобное. Не поддерживая их, население и не осуждает такие акции.
С конца 2000-х годов образ будущего в умах россиян приобретал всё большую неодно-значность. С одной стороны, активно конструировался имидж образа «светлого завтра» России как сильной мировой державы. С другой стороны, под влиянием череды экономических передряг личное будущее становилось весьма проблематичным (реальные доходы не растут, шансы найти хорошую работу падают, политическая стабильность «раскачивается»). Во время начавшегося в 2014 году кризиса политическое руководство России частично купировало экономические трудности внешнеполитическими успехами.
Массовое сознание поздоровело. Более 2/5 россиян в отношении будущего страны испытывают «скорее надежду и уверенность», около трети колеблется между уверенностью и страхом, опасается 1 из 7. Сдержанный оптимизм – неплохо для страны в такой сложной экономической ситуации. Крымская эйфория проходит, а проблемы повседневной жизни остаются...
Нельзя не отметить зависимости между представлениями россиян о своём личном будущем и о будущем государства. Те, кто уверен в себе, видят перспективы национального развития, и наоборот. Общий уровень тревожности возрос, что логично на фоне сменяющих друг друга кризисов. Большинство экспертов и социальных групп недовольно многими «правилами игры» и их результатами (коррупция, недоразвитость демократии, сырьевая ориентация экономики, низкие доходы), но при этом установки на реформы не проглядывается. Тех, кто поддерживает её, меньшинство: 39% против 61% сторонников стабильности.
Такая структура симпатий и антипатий делает в общественном мнении россиян ближайшее будущее страны очень неопределённым. Массовое восприятие пути России – перспективы «светлого будущего» – будет зависеть от того, как изменится позиция россиян, неудовлетворённых ни властью, ни перспективой реформ, а также от реакции политической элиты на сдвиги в перспективных ожиданиях граждан.