Одиннадцать лет назад упор согласно Указу Президента РФ №314 был сделан на функциональность. Ее практическим воплощением стало создание трехзвенной структуры (министерство — служба — агентство) с определением для каждого вида федеральных органов круга выполняемых задач. Следование функциональному принципу подтвердили и нормы Указа главы государства от 21 мая 2012 года №636.
Но реальность, как всегда, вносит свои коррективы.
Образованное в марте текущего года Федеральное агентство по делам национальностей (ФАДН) вопреки Указу №314 наделено не только функциями по управлению госимуществом и оказанию госуслуг в сфере государственной национальной политики, но и функциями по ее выработке, реализации, а также нормативно-правовому регулированию. Еще более ярким примером служит создание органов «территориально-отраслевого» управления. Речь о трех федеральных министерствах — по развитию Дальнего Востока, по делам Северного Кавказа, по делам Крыма. Последнее, кстати, только что упразднено.
В отличие от других министерств, решающих стратегически целеполагающие задачи, они призваны координировать работу по реализации на территории «своих» федеральных округов госпрограмм и ФЦП. Это и есть их специфика. Оправдана ли она с точки зрения решения экономических, социальных и иных актуальных проблем соответствующих регионов?
Если взять Дальневосточный регион, то мы увидим, что сегодня для него самыми значимыми являются три проблемы.
Во-первых, миграция. Во-вторых, охрана окружающей среды. В-третьих, приграничное сотрудничество.
Как ни странно, никакой роли Минвостокразвития в решении всех этих проблем ныне не просматривается. Что противоречит парадигме госрегулирования, отраженной в нормах вышеупомянутого Указа №314, и самому смыслу создания на центральном уровне специальных органов управления определенными регионами, который заключается в ликвидации диспропорций территориального развития государства.
Такой подход не соответствует и зарубежной практике, откуда можно почерпнуть ценный опыт. Специальные органы управления определенными территориями, потенциально уязвимыми с точки зрения территориальной целостности государства, действуют в целом ряде государств. В Канаде это агентство экономического развития регионов Квебека и агентство развития атлантических провинций (Новой Шотландии, Нью-Брансуика, Ньюфаундленда и Лабрадора), во Франции — министерство заморских территорий.
Получается, что одной из значимых тенденций развития системы федеральных органов исполнительной власти является постепенное «размывание» функционального принципа ее построения.
Не менее важна вторая тенденция — нестабильность системы федеральных органов исполнительной власти. Иллюстрация тому — 13-кратная корректировка за прошедшие три года Указа №636. Причины понятны. Нет критериев, позволяющих заключить, какие именно отрасли экономики и социальной сферы достойны представлять свои интересы в госвласти.
Отсюда невозможность однозначно определить круг (перечень, номенклатуру) федеральных органов исполнительной власти, которые составляют соответствующее звено системы госуправления. И данная ситуация нуждается в срочном разрешении.
Функциональный принцип выделения иерархических уровней системы федеральных органов исполнительной власти сам по себе неплох. Но недостаточен и должен дополняться иными принципами увязки задач государства и его сфер ведения с набором структур и наделением их соответствующей компетенцией.
Вполне уместно вспомнить о хорошо известном и преждевременно забытом отраслевом принципе формирования оргструктур управления. Это бы заставило при определении «номенклатуры» федеральных органов исполнительной власти учитывать сложившееся разделение труда в экономической, социально-культурной, административно-политической сферах. И в частности, такие параметры, как:
- наличие материальной отрасли как реальной базы для учреждения министерства (службы, агентства),
- социально полезная и государственная значимость отрасли,
- однородность объединенных общим профилем деятельности материально-правовых отношений (промышленное и сельскохозяйственное производство, образование, культура, здравоохранение и так далее).
Нельзя обойти и территориальный аспект. Никто не оспаривает необходимость учета региональных особенностей. Но все эти принципы и специфика их сочетания применительно к каждой сфере госуправления нуждаются в нормативно-правовом закреплении. Или в виде законодательного акта (например, ФЗ об органах исполнительной власти). Или в виде «новой редакции» президентского Указа №314. Разумеется, после проведения серьезных правовых исследований и разработки модели преобразований, обеспечивающей правовую преемственность и сохранение ценных традиций с современными правовыми новациями.
Третья тенденция — сокращение зоны собственно государственной деятельности в сфере госуправления. Появляются новые субъекты действия — саморегулируемые организации, институты гражданского общества, граждане, взаимодействующие с органами исполнительной власти в рамках реализации технологий краудсорсинга, юридические лица, привлекаемые в рамках процедур аутсорсинга. Они берут на себя функции, ранее являвшиеся прерогативой государства. Последнее в том числе передает выполнение ряда властных полномочий бизнес-структурам, учреждениям и организациям.
Такие процессы чреваты качественными изменениями, поскольку в ходе их происходит не просто преобразование, но и упразднение отдельных органов исполнительной власти. В частности, Министерство РФ по атомной энергии сначала было преобразовано в Федеральное агентство, а затем его функции, включая нормо-творческие, передали Госкорпорации «Росатом».
Отсюда еще один вывод. Принципы взаимодействия органов госвласти с негосударственными субъектами, а самое главное — критерии принятия решения о возможности или невозможности передачи им выполнения тех или иных госфункций, оказания тех или иных госуслуг также требуют нормативного закрепления.
Обсуждаемая тема — частный случай другой, более глобальной проблемы, а именно: отсутствие у общества образа желаемого будущего. У россиян нет представления о том, какой мы хотим видеть нашу страну через 20, 50, 100 лет. Это следствие того, что государство не имеет действительно долгосрочной стратегии. Концепция социально-экономического развития-2020 не отражает даже сегодняшних реалий, не говоря уже о завтрашнем дне.
Утвержденные стратегии развития отдельных отраслей не скреплены единым замыслом и потому нередко конфликтуют между собой. Без четкого представления о том, к чему мы стремимся, как достичь желаемого, чем это может обернуться и как действовать в пути, нельзя получить хороший результат. При реорганизации Минздравсоцразвития России в 2012 году было создано два ведомства -Минздрав и Минтруда и соцзащиты. Упоминание о социальном развитии из названия пропало. И нельзя однозначно понять, хорошо это или плохо. Почему? Потому что ориентиров нет.
Первый шаг для преодоления такой ситуации сделан - год назад принят закон о стратегическом планировании в РФ. Но это лишь начало. Нужны и другие шаги.
Влада ЛУКЬЯНОВА, заведующая
Центром правового анализа и научного
прогнозирования Института законодательства и
сравнительного правоведения при Правительстве РФ