Кто пытается «убить» парламентскую дипломатию

В период перехода от гегемонии Запада к многополярности и во многом обусловленных этим военных столкновений в разных регионах мира, когда даже официальная риторика становится крайне жесткой, возможности парламентской дипломатии становятся все более и более зримыми. В чем ее главные отличия от официальной дипломатии, где и кто сегодня пытается «убить» международный парламентаризм и что может стать условием для восстановления системного диалога законодателей России с коллегами из США и Европы? Об этом в преддверии Международного дня парламентаризма 30 июня в интервью нашему изданию рассказал вице-спикер Совета Федерации, известный российский дипломат Константин Косачев.

Запад и его «несчастные случаи»

- Константин Иосифович, сегодня парламентская дипломатия, которая является одной из главных сфер сотрудничества в международном парламентаризме, остается ключевым каналом для взаимодействия между государствами. Можете назвать главные особенности парламентской дипломатии по сравнению с обычной дипломатией?

- Прежде всего, парламентарии представляют не государства, а своих избирателей. И в силу этого во взаимодействии парламентских делегаций может быть и чаще всего присутствует плюрализм мнений, на уровне парламентской дипломатии это абсолютно естественное состояние парламентариев. И, конечно, это и ресурс, и достояние, которое ни в коем случае нельзя уничтожать попытками некой унификации взглядов, сведения их к «единственно правильной» точке зрения.

Вторая ключевая особенность: законодатели в своих подходах, которые они реализуют на международных площадках, в меньшей степени связаны, скажем так, с государственной дисциплиной и в большей степени открыты к аргументам противоположной стороны — они не только озвучивают официальную позицию своей партии, своего парламента, своей страны, но и активно участвуют в двустороннем или многостороннем диалоге. Крайне важно, что такой диалог потенциально является инструментом для выработки каких-то согласованных идей, предложений для последующего принятия решений исполнительными органами власти.

Эти два фактора, с моей точки зрения, обуславливают огромный и пока еще не реализованный потенциал парламентской дипломатии.

- В чем причина того, что этот потенциал до сих пор не реализован?

- Наши оппоненты, прежде всего с Запада, не только не понимают уже озвученной выше специфики, но и пытаются использовать контакты по парламентской линии для навязывания своей позиции. Мы видим, как это происходит, в частности, в Парламентской ассамблее ОБСЕ, где мы сейчас, к сожалению, вынуждены приостановить наше участие. Ранее мы видели, как западные взгляды навязывались всем участникам на площадке ПАСЕ, сейчас то же самое, буквально на наших глазах, происходит в Парламентской ассамблее Черноморского экономического сотрудничества, в Межпарламентской ассамблее православия. То есть целый ряд парламентских площадок превращают в инструмент политического давления. И тем самым убивают саму идею международного парламентаризма. Говорю об этом с глубоким сожалением, и приведенные в качестве примеров четыре площадки считаю четырьмя несчастными для международного парламентаризма случаями.

«Украинизация» надоела всем

- Эти примеры могут «заразить» другие международные площадки?

- Пока это все-таки не является тенденцией, которая окончательно поразила международное парламентское движение, — здоровая основа в нем сохраняется, вне всякого сомнения. Например, есть Межпарламентский союз, — в какой-то степени его уже пытаются подмять под себя «западники», и для этого в последние три года они активно использовали факт нахождения на посту президента союза представителя Португалии Эдуардо Пашеко. За этот период в работе МПС возникли искажения, что раздражало не только нас, но все страны, за исключением участников прозападной группы «12 плюс». Поэтому с приходом нового президента МПС, спикера парламента Танзании Тулии Эксон, нормальные принципы работы союза стали стремительно восстанавливаться, что подразумевает в том числе обсуждения без навязывания кому бы то ни было заранее предопределенных точек зрения.

- А есть ли сегодня другие примеры мировых парламентских площадок, где гегемонии коллективного Запада не дают разгуляться?

- Как добрый пример привел бы здесь парламентский форум G20 — там у «западников» нет большинства, даже несмотря на то, что они умудрились, помимо делегатов из стран Запада, внедрить в состав участников отдельно еще и делегацию Европарламента. Но все равно это не позволяет им диктовать свою волю остальным. Обратите внимание, что в итоговый документ заседаний последней парламентской G20 в Индии не попали радикальные формулировки в отношении украинского конфликта — «украинизировать» дополнительно повестку парламентской «двадцатки» не удалось.

Законы, вступающие в силу в июле

В качестве других примеров диалога законодателей из разных стран без навязанных какой-то группой государств установок привел бы Азиатскио-Тихоокеанский парламентский форум, где мы тоже являемся полноправным членом, а также парламентские ассамблеи АСЕАН и Африканского союза, Центральноамериканский парламент и Парламент стран Латинской Америки и Карибского бассейна, где Россия имеет статус страны-наблюдателя.

Ну и, естественно, необходимо сказать о тех созидательно и конструктивно работающих парламентских ассамблеях, которые создавались с российским участием и в которых Запад просто-напросто не представлен, — это и Межпарламентская ассамблея СНГ, и Парламентская ассамблея ОДКБ, и Парламентский форум БРИКС. Обращу внимание на последнюю площадку: несмотря на то что формально в 2024 году, в год председательства России в БРИКС, форум соберется в десятый раз, впервые встречи парламентских делегаций стран объединения будут проходить не на полях других международных мероприятий, а в рамках отдельного полномасштабного форума. Это произойдет в Санкт-Петербурге 10-12 июля.

Евроскептики будут усиливаться

- Со стороны сегодня кажется, что контакты российских законодателей с коллегами из стран США, Европы находятся даже не на нулевой, а на минусовой точке. Это действительно так?

- Лично я не стал бы так говорить, такие контакты имеют место. Просто они идут на двусторонней основе, а не в режиме регулярного обмена визитами делегаций парламентских комитетов или «групп дружбы». Могу сказать, что на внешних площадках, на полях межпарламентских ассамблей, где к этому есть взаимный интерес, мы встречаемся с коллегами из стран Запада. Там, где это возможно, мы от таких контактов не уходим.

- Могут ли эти контакты стать регулярными, учитывая, что в парламентах стран Запада становится все больше «евроскептиков» и «антиглобалистов»?

- Действительно, они усиливают свои позиции, потому как уже невооруженным глазом виден провал той политики, которая обеспечивает гегемонию только западной точки зрения на мировые процессы. Из-за этого, как мы видим, «евроскептики» и «антиглобалисты» поднабрали себе голосов после выборов в Европарламент в 2024 году: уверен, что они очень серьезно усилятся по итогам предстоящих выборов во Франции, в Великобритании, в Канаде в этом году и в Германии в 2025 году. Эта тенденция, конечно же, будет отражаться на степени готовности вести системный диалог с российским законодателями у парламентов тех стран, где указанные политические движения будут набирать силу.

- Что, на ваш взгляд, будет меняться в парламентской дипломатии в будущем?

- Скажу так: будущее у нее есть, и оно становится все более и более зримым. В России мы совершенно точно нацелены на то, чтобы потенциал парламентской дипломатии использовать по максимуму, а не по минимуму, как это пытаются де факто делать наши геополитические оппоненты.

Читайте также:

• Константин Косачев раскрыл главную интригу дебатов Байдена и Трампа