И поплыл рубль среди рифов и акул

Cобытие, о котором говорили давно, оценивали по-разному, произошло не совсем так, как планиро­валось. Из сообщения Центробанка «О параметрах курсовой политики Банка России»: «Курс рубля бу­дет определяться рыночными условиями. Это должно повы­сить действенность денежно-кредитной политики, ценовую стабильность, помочь экономике быстрее адаптироваться к изменяющимся условиям, укрепить ее устойчивость».

«Свободное плавание» — почти конвертируемость ру­бля. В более благополучные времена о нем говорили как об обязательном требовании при «выдвижении» его на роль резервной валюты. Но тут амбиции не при чем — вы­нудила необходимость. Рубль так рвался из «коридора», из бивалютной корзины, что удерживать его у Центробан­ка не было ни сил, ни средств. Барак Обама еще весной предупредил, что Россия дорого заплатит за Крым. Начали расплачиваться?

С чужой ладошки сыт не будешь

Четверть века назад Россия по собственному желанию от­казалась от плановой экономики и пустилась в свободное плавание по рыночному морю под парусами глобализации, справедливого разделения труда, заботы всех о каждом и каждого обо всех. Идейный романтизм, наивность дилетан­тов? Если и да, то в очень малой — наночасти. Реформато­ры так раздолбали плановую экономику, что от нее почти ничего не осталось. Соответственно, и поступлений от нее в бюджет. Оставалась надежда: Запад поможет, придут ин­вестиции. Под инвестициями понимались не только и не столько деньги — новейшие технологии. Запад же видел в России источник ресурсов — природных, людских (утечка мозгов), научно-технических идей и разработок, безмерный рынок для сбыта товаров.

Естественно, реализовался западный сценарий, вполне устраивающий и российскую элиту, новых «эффективных собственников». Девяностые — это не только приватизация, залоговые аукционы и жесткая схватка за все пригодное к экспорту. В 90-е сформировалась «экономика трубы», тор­говая экономика. На доллары, вырученные за сырье, худо-бедно жила вся Россия. Если «выручка» большая — получше, если уменьшилась — похуже.

Парадокс: богатое государство — бедная экономика. Бо­гатая страна — бедные граждане. При самой большой пашне в мире — не можем прокормить себя. Импорт продоволь­ствия далеко за гранью безопасности — покупаем картошку и морковку у Израиля и Египта. Яблоки везем из Польши и Аргентины. Мясо собираем со всего света. О лекарствах и вспоминать страшно: только около 15 процентов из них условно свои. Одевает-обувает россиян тоже заграница. По­давляющая часть промышленной продукции — импортная. Деньги на развитие ищем тоже в чужих банках. Отечествен­ные компании, в том числе и с государственным участием, задолжали им 660 миллиардов долларов (более 50 миллиар­дов уже отдали в этом году.) Сколько бы долларов ни сыпа­лось из «труб» — все мало. Получается, не в долларах, даже не в их количестве счастье. В чем же? Рыночная азбука: не нужно золота, когда есть «простой продукт». У нас его нет.

Торговая экономика сформировала и свою специфиче­скую финансовую систему, в которой национальная валюта — рубль — перестала быть товарным эквивалентом. Рубль превратился в производное доллара, привязанное к «мест­ным условиям». Много поступило в страну, значит, и на ва­лютную биржу американских денег — тем дешевле они про­даются, тем дороже рубль. И наоборот, дефицит долларов в продаже удешевляет рубль. По словам главы правительства Дмитрия Медведева, виновны в этом спекулянты. Зауряд­ная рыночная торговля: чем меньше долларов на бирже, тем дешевле рубль, тем меньше его покупательная способ­ность. Условия торгов валютами определяют чиновники и спекулянты. Тем самым — и объем, качество товаров, ко­торые смогут купить десятки миллионов россиян на свои зарплаты, пенсии, пособия.

С начала года рубль подешевел почти наполовину. Это, разумеется, не означает, что он потерял и половину своей покупательной силы: зависимость доллар — рубль — товар сложна и запутанна. Но несомненно — все мы, те, кто рабо­тает за рубли, живет на рубли, стали беднее.

Взялся за гуж — не говори, что не дюж

Доктор экономических наук Олег Черковец очень точно за­метил: экономике невозможно усидеть сразу на двух иглах — нефтяной и импортной. После кризиса 2008-2009 годов заместитель министра экономики Эльвира Набиуллина одной из первых заявила, что необходимо отказаться от модели сырьевой экономики. Долго и активно обсуждались современные ее ипостаси — инновационной, умной, догоня­ющей, прорывной. Все «модернизации» оказались чисто ри­торическими. Слов было произнесено много, сделано очень мало. От необходимости переустройства экономики спас быстрый рост цен на нефть. У России оказалось два верных друга — американская Федеральная расчетная система и Госсовет Китая. ФРС осуществляла политику количествен­ного смягчения — закачивала в банки дешевые доллары. Госсовет принял программу ускоренного преодоления по­следствий кризиса — программу развития.

Эти два фактора и определили увеличение спроса, зна­чит, и стоимости нефти. Пока росла ее цена, развивалась и отечественная экономика. Стабилизировались цены — фак­тически остановилось и развитие. Показательным во всех отношениях был 2013 год. Формально ВВП увеличилась на 1,2 процента. По мнению же многих аналитиков, в этом проценте спрятана неучтенная инфляция. Если ее изъять, от него ничего не останется. Такая ситуация в экономике — стагфляция: низкие темпы роста ВВП при высокой инфля­ции. Министр экономики Алексей Улюкаев использует свой, более образный термин — «гремучая смесь». Но суть та же: высокая инфляция и низкий экономический рост.

— Попали в цугцванг — каждый ход лишь ухудшает поло­жение, — уточняет Алексей Улюкаев. — Начинаем разгонять экономический рост — получаем инфляцию. Тушим инфля­цию — умирает экономический рост…

И министр объяснил, почему наша экономика оказа­лась в таком неустойчивом положении. Причина — в низ­ком качестве управления ею: «Уровень государственного управления не адекватен уровню задач, которые нужно ре­шать. Слишком много ручного управления, согласований, поручений, слишком большое административное и силовое давление на бизнес».

Министру, как говорится, виднее. Одно не понятно: подобные критические оценки, не самооценки, а именно оценки кого-то абстрактного нередко дают почти все ми­нистры. Получается, каждый из них в отдельности профес­сионален и компетентен, а вот все вместе — не очень. Судя по конкретному результату — по состоянию экономики. Ес­ли раньше для нее было достаточно высоких цен на нефть, то теперь необходимо, чтобы они поднимались все выше и выше. Желание почти сказочное и столь же выполнимое. Поэтому бюджет-2014, предусматривающий и рост ВВП, и снижение инфляции, не обеспечивал ни роста, ни сниже­ния при стоимости барреля нефти в 101 доллар. Поднять ее при всем желании невозможно. В долларах, но в рублях — вполне. Способ известен — управляя курсами валют. Если на них спрос превышает предложение, то они дорожают. И начали дорожать еще в январе без какой-либо объектив­ной причины. Одновременно поднимались и цена нефти, и цена доллара. Не логично, казалось бы. Но разыгрывался сценарий, выстроенный по совсем иной логике. Чтобы ску­пать валюту, нужны рубли. Избытка рублевой ликвидности ни у банков, ни у компаний не имелось и не имеется. Ее предоставил ЦБ. Рубли пришли на биржу… за долларами. Их курс сразу же подскочил, и, удерживая валютный ко­ридор, Банк России бросил на спасение рубля доллары. Чтобы заинтересовать «валютными играми», руководители ЦБ активно напоминали о грядущей отмене бивалютного коридора, прекращении интервенций, предстоящем «сво­бодном плавании» рубля. Стратегия сработала сильнее, чем ожидалось.

Экономист Александр Фролов приводит расчеты: нача­ло января — баррель стоит 103 доллара, или 3415 рублей, 3 марта баррель — 104 доллара, или 3815 рублей, 18 июня — 109,6 доллара или 3820 рублей, 6 ноября — 79,8 доллара, или 3820 рублей. Падение стоимости нефти на 50 процентов привело к повышению ее рублевой стоимости на 400 ру­блей. Фактически Центробанк обеспечил приток в бюджет 1,5 триллиона дополнительных рублей. Правда, не обошлось без накладок, ЧП. 3 марта, в «черный понедельник», евро взлетел до 51 рубля, доллар — до 37. «Вспышку» Центробанк погасил, бросив на биржу миллиарды долларов (около 30 миллиардов за месяц) и подняв кредитную ставку с 5,5 до 7 процентов годовых. Точно так же в 2008-2009 годах ЦБ спа­сал рубль интервенциями (затратив для поддержания курса более 200 миллиардов долларов). Но девальвацию остано­вило повышение процента рефинансирования.

А что потом, а что потом?

«Весь октябрь Банк России давал рубли под 8 процентов го­довых — всего выдал 1,5 триллиона рублей. И естественно, все они пошли на покупку валюты, ведь одновременно с выдачей кредитов ЦБ продавал валюту, постепенно сдвигая курс рубля вниз. За месяц бивалютная корзина подорожала на 25 процентов, а это более 400 процентов годовых. Найдите банкира, способного отказаться от такого заработка!» — пишет Сергей Алексашенко, прекрасно знающий банковское дело. Он уверен: нужно было отпускать рубль раньше, не дожидаясь «черной пятницы», — 5 ноября и ее антирекордов.

Павел Медведев, доктор экономических наук, финан­совый омбудсмен, считает критику Центробанка неоправ­данной. «Центробанк тащит бревно за один конец. Есть еще и второй…» Намек понятен — финансово-экономиче­ский блок правительства. И справедлив — чем слабее эко­номика, тем слабее и рубль… Но теперь, пусть и задним числом, по результату, необходимо сказать, что и ЦБ явно замешкался с «концом бревна», опре­деляясь, куда его все-таки тащить. В начале года, запуская плановую де­вальвацию ради пополнения бюдже­та, Эльвира Набиуллина и ее команда знали, насколько и как понизить курс рубля и какие инструменты использо­вать в различных ситуациях. То есть были готовы решать сугубо привыч­ные вопросы. Но «процесс» неожидан­но перешел из финансовой сферы в политическую.

Конец февраля, объявление о ре­ферендуме в Крыму — первая волна девальвации, оттока капитала с фон­дового и валютного рынка. 3 марта — первые рекордные падения рубля. ЦБ справляется традиционно — ужесточе­нием, повышением процентной ставки за кредиты. В конце июля сбит «Боинг» — ЕС и США наказы­вают Россию, неизвестно за что, секторальными санкциями. Основные отрасли ее экономики теряют доступ к мировой финансовой системе и к современным технологиям. Как следствие — новая волна оттока капитала, предвестница валютного взрыва. Август — сентябрь — начало снижения стоимости нефти. Не вполне логичного, скорее всего обу­словленного усилением изоляции России, давления на нее. Падение стоимости барреля ниже психологического 80-дол­ларового уровня обусловило массовую скупку валюты.

Центробанк не смог что-либо противопоставить ей. Или не решился прибегнуть к опыту и методам, используемым в таких ситуациях западными банками, — от ограничений при приобретении валюты до ограничений ее вывоза. Заведующий отделом Института мировой экономики и между­народных отношений Яков Миркин убежден: Центробанк обязан был прибегнуть к общеизвестным мерам защиты национальной валюты, чтобы предотвратить «черную пят­ницу», а не бесполезно растрачивать не столь уж и большой золотовалютный резерв.

По словам Дмитрия Медведева, доля спекулянтов в не­обоснованном ослаблении рубля — 20 процентов. То есть сегодня доллар, без спекулянтской составляющей, стоил бы меньше 40 рублей. Кто же эти спекулянты? Власти умалчи­вают, Центробанк тоже, хотя, безусловно, владеет полной информацией. Говорят, ничего лично­го — только бизнес. Когда в трудное время, используя разные схемы, под­рывают финансовую систему государ­ства, то это уже не просто бизнес. В октябре Центробанк продал 27 мил­лиардов долларов — 25 из них тут же оказались вне России. По прогнозу ЦБ, Россия потеряет 128 миллиардов. Эта потеря вполне сопоставима с ущербом от санкций.

Что дальше? Центробанк не остав­ляет рубль в «свободном плавании». Первые лица страны заверяют, что его падение будет остановлено. Большин­ство россиян озабочены не самой девальвацией, а ее последствиями.

— При падении курса рубля на 50 процентов за год неизбежной станет ярчайшая вспышка инфляции, — утверждает Яков Миркин. Его доводы: сверхвысокая зависимость от импорта ключе­вых отраслей. Доля импорта в станкостроении — более 90 процентов, в тяжелом машиностроении — 60-80, в легкой промышленности — 70-90, в электронной — 80-90, в меди­цинской, фармацевтике — 60-80, в розничной торговле — более 40. Ослабление рубля автоматически повышает цены любых товаров, в которых есть импортные «добавки»…

При такой статистике для большинства россиян проблема не в том, где купить валюту, а как выжить при слабом рубле?