Греко-протестантизм

Угроза секулярной реформации нависает над православием. Мы не раз об этом писали и говорили, но ещё несколько лет назад не могли предположить, что усилиями Константинопольского патриархата эта угроза приобретёт совершенно новый вид и примет форму греко-протестантизма, о чём и пойдёт речь ниже.

Русскую православную церковь нынче перестали обвинять в сервилизме и филетизме, поскольку на фоне откровенного вмешательства украинской власти в церковную жизнь такие обвинения выглядят совсем жалко. Тем не менее общая черта многих высказываний, которые исходят сегодня от носителей идеи религиозной реформации, прежняя — предложения по переустройству всего церковного здания. При этом многовековой соборный опыт Церкви и канонические правила выносятся за скобки.

Вполне объяснимо, что реакцией на новые вызовы стало не только отрезвление и сосредоточение здорового церковного большинства, но и бурное оживление в среде либерал-православной субкультуры, всегда чётко коррелирующее с внешними политическими событиями. Инициативы церковных либералов подчинены одной цели — прямой или косвенной поддержке Константинопольского патриархата в его стремлении трансформировать православие в некую постмодернистскую идеологию.

Сегодня это один из самых интересных вопросов: как на фоне поворотных событий нового раскола развивается либерал-православная мысль внутри России? В этом смысле показательна компилятивная статья Леонида Севастьянова «Православный блокчейн» (осень 2018 г.), в которой автор суммировал наиболее часто повторяемые идеи либерал-православного сообщества.

Если тезисно обозначить её содержание, то оно заключается в следующем. Православие должно строиться по общинному принципу, чему мешает церковная «вертикаль власти». Севастьянов использует термин «блокчейн», с помощью которого пытается описать «модель самоорганизации общества, которое не управляется сверху, а распределяет ответственность и принятие решений между всеми своими членами». Напомню, что блокчейном («цепочка блоков») называют публичную базу с информацией о передаче денег от одного адресата другому. Каждая церковная община, входящая в так называемый православный блокчейн, по мысли автора, является самостоятельной Церковью, а все вместе они составляют единую Церковь, центр которой постоянно перемещается по цепочке от одного блока к другому. Севастьянов с удовлетворением констатирует, что предлагаемая им модель гарантирует невозможность расколов. Это действительно так, потому что данная схема и есть перманентный раскол. Собственно, это всё мы наблюдаем последние четыреста лет в протестантизме, где раскол — это норма существования.

Автор далее предлагает как можно скорее ввести выборность епископата и переформатировать Церковь в «конфедерацию свободных общин» (термин Станислава Белковского десятилетней давности), поскольку «центр духовной жизни находится не в епископе, который такой же член общества, как любой мирянин, а в приходах, монастырях и евангельских группах».

Об институте патриаршества как историческом явлении Севастьянов даже не упоминает, настолько очевидно для него нет места в данной схеме. Фигура патриарха вычеркнута из представленной Севастьяновым церковной картины мира. Это закономерная ситуация, поскольку в протестантском образе мыслей института патриаршества не существует.

Чарующие эпитеты — «конфедерация», «самодостаточные духовные центры», «блокчейн» — ничего не меняют в сути этого явления. На примере современных протестантов хорошо видно, чем заканчивается движение в этом направлении. Число «церквей» множится, каждая из них существует со своим уставом, изолированно от других. Свободы для прихожанина внутри такой общины зачастую совсем немного. Зато наблюдается безграничный произвол в реформировании христианской догматики. Некоторые протестантские движения уже требуют отказаться от «тоталитарной концепции греха» или от «культа личности» Христа.

Для православного церковного пространства раскол — это болезнь, которую невозможно объявить нормой. В современном православии расколы нередко возникают в виде квазицеркви, структурной имитации церковности — по модели «церковь» в Церкви. Такой раскол часто инициирован извне, как в случае с ложной «легитимацией» раскольничьих структур УПЦ КП и УАПЦ. Главными инициаторами и выгодополучателями подобных процессов всегда являются секуляристские центры силы. Если ликвидировать церковную иерархию, что фактически предлагают Севастьянов и другие представители либерал-православного истеблишмента, то её место моментально займёт некая политическая «вертикаль власти» и будет использовать ситуацию в своих интересах, что мы наблюдаем в настоящее время на Украине.

Идеал церковной жизни для либерал-православия — это состояние вялотекущего раскола и хаоса. Потому что состояние хаотизации православного пространства облегчает насильственную смену религиозной идентичности.

Само по себе либерал-православие — это особая форма внутреннего раскола. По сути, уже отделив себя от Церкви, формально они не спешат из неё выйти. Их основная цель — не создать свое пространство, свою общность, а разложить чужое пространство, чужую общность. Лишить этого пространства тех, кто думает иначе, чем они. Другими словами — зачистить православную территорию, протестантизировать её, сохранив внешнюю обрядовую форму восточного христианства. То есть создать новый тип «духовной унии» с протестантами — греко-протестантизм. А в качестве тарана используют слабого, безвольного человека — патриарха Варфоломея (Архондониса).

Раскол на Украине неизбежно ускорит формирование греко-протестантской идеологии, а затем подтолкнёт создание аналогичной структуры в России. Это части одного общего процесса.

Поэтому сегодня теоретики либерал-православия не только разрабатывают концепцию либерализации (иначе — протестантизации) православия, но уже думают и о том, кто её будет реализовывать, на какой социальный слой они будут опираться. В качестве площадки для завершающей стадии деиерархизации и протестантизации Церкви можно рассматривать институт «активных прихожан» (производное понятие от «активных горожан» эпохи московской революции 2012 года).

В ближайшие годы греко-протестантская доктрина будет изучена и детально описана богословами и философами. Мы находимся в самом начале этого пути, но четыре главные составные части я, как автор самого термина, позволю себе выделить уже сейчас.

Отказ от апостольской преемственности. Это ярко продемонстрировал патриарх Варфоломей, принимая в церковное общение людей, не имеющих канонической хиротонии. Апостольская преемственность становится безразличной сторонникам греко-протестантизма, как она стала в своё время безразлична католическому монаху Мартину Лютеру.

«Блокчейновое» устройство церковных структур, организованных, как утверждают сторонники греко-протестантизма, по принципу «конфедерации свободных общин-ассоциаций». Церкви навязывается выборность епископата, а затем и духовенства, которая превратит её в рыхлую аморфную среду без духовного единства, состоящую из множества «деноминаций», «толков», «движений» и так далее.

Отказ от института патриаршества для поместных церквей  при временном сохранении патриаршества в самом Константинополе, который до определённого момента будет служить «мотором» предпринятых трансформаций.

Этнофилетизм. То есть структурирование православных церквей по национальному принципу, переподчинение их этнократиям. Продвигается идея, что в каждой стране должна быть своя национальная Православная церковь.

Формирование греко-протестантизма и трансформация религиозного пространства встречают сопротивление в лице церковного большинства — сторонников традиционного православия, основанного на следовании канонам и принципам апостольской преемственности, на сохранении церковной иерархии. Иерархия клира — это и традиция, и символ, и вместе с тем условие сохранения Церкви.

Церковь есть образ неба на земле. Это значит, что церковная иерархия отражает небесную иерархию, а церковная соборность («общинность») имеет своим прообразом нераздельность и свободу лиц Святой Троицы. Церковь состоит из множества общин и образует единое Тело Христово, а свобода внутри Церкви не может существовать без иерархии клира. Свобода и общинность не отрицаются иерархией, но, напротив, укрепляются. В частности, иерархия защищает церковное пространство от поглощения внешними политическими силами, «секулярной вертикалью», «секулярным Левиафаном».

В данный момент можно наблюдать, как эти центры силы предпринимают репрессивные меры против Апостольской Церкви на Украине. Чтобы противостоять подобным процессам, Церкви необходима иерархия. Символизм и традиция иерархии здесь идут рука об руку с исторической прагматикой.

Именно на этом пути Церковь избежит апостасии, связанной с болезнью греко-протестантизма, сохранит и приумножит своё духовное влияние.