Константин Косачев: ЕС и НАТО не отвечают новым трендам в международном развитии

Европа не смогла объединиться, и главной причиной этого стало то, что ряд государств не смог преодолеть инерцию блокового мышления. Между тем прошедший саммит G20 в Китае ознаменован рядом знаковых двусторонних встреч, которые могут иметь более важное значение, чем решения, принятые всеми странами «большой двадцатки». Об этом глава Комитета Совета Федерации по международным делам Константин Косачев рассказал в беседе с корреспондентом «Парламентской газеты».

- Константин Иосифович, на этой неделе в Совете Федерации был представлен аналитическая доклад «Россия — Франция: парламентский взгляд в будущее», который стал ответом наших сенаторов  на аналогичный доклад  французских коллег в марте 2016 года. Может ли стать следующим шагом  подготовка совместного доклада сенаторов из России и Франции?

- Это уже стоит в наших совместных планах — в первой половине будущего года выйти на совместный с французскими  коллегами доклад. Уверен, что эта работа приобретёт мощнейший антикризисный потенциал для отношений России и стран Запада. Отмечу,  что подобный аналитический документ, посвященный отношениям с другой страной, представляется в нашей практике впервые. Далеко не со всеми позициями французских коллег мы можем согласиться. Но мы увидели  желание вести диалог и ответить на вызовы антиевропейских сил. Кстати, разговор с коллегами в Париже показал — французы крайне рады, что их работу заметили и высоко оценили в  России.

В «зеркальном» докладе мы хотели быть максимально честными, не обходить острые углы в отношениях, не опускать те детали, которые могли бы не понравиться партнёрам во Франции. Это, например, диаметрально противоположные позиции о признании Косова, Южной Осетии и Абхазии, присоединения Крыма к России, к ливийской операции, к событиям в Сирии. Мы сделали упор на том же, что и французские коллеги в своём мартовском  докладе  — не на комплиментарности, а на желании начать диалог, чтобы разобраться в спорных моментах с конструктивной, а не конфронтационной точки зрения. Замечу, что наш доклад получился  интенсивным по содержанию -  в нём каждое слово и предложение стоит на своём месте. А завершается документ выжимкой тех идей и предложений, которые должны стать содержанием дальнейшего предметного диалога между Россией и Францией.

- Почему именно Франция?

- Выбор совсем не случаен — это дань конструктивной позиции по отношению к России в отличие от большинства других стран ЕС. После визита в Москву господина Жерара Ларше, спикера сената Франции, наметился качественный сдвиг в межпарламентском сотрудничестве, сформировался постоянный канал общения. А появление аналитических докладов может сыграть существенную роль в преодолении кризиса в отношениях России и стран Запада. Именно Франция может выступить локомотивом нашего сближения.

- Глава ПАСЕ Педро Аграмунт прибыл в Москву, чтобы, по его словам, обсудить с  российскими коллегами «пути возобновления открытого и откровенного диалога с тем, чтобы иметь возможность возобновить наше сотрудничество и конструктивно работать в рамках Совета Европы». На ваш взгляд, сегодня руководство парламентов стран Европы готово к такому диалогу с Россией?

- Ситуация сложная, но не безнадёжная. Начну с того, что Европа имела бы реальный шанс на объединение, если бы придерживалась Парижской хартии, подписанной в ноябре 1990 года. Но сейчас мы можем констатировать, что  Европа не смогла объединиться, и главной причиной этого стало то, что ряд государств не смог преодолеть инерцию «блокового мышления». Они посчитали, что объединять свои усилия в рамках субрегиональных объединений, будь то ЕС, НАТО, другие структуры, и навязывать через них свою точку зрения остальным — более перспективно, чем искать точки соприкосновения изначально. Россия с этим никогда не соглашалась, и мы прилагали все усилия к тому, чтобы дух и букву Парижской хартии реализовать на практике. В рамках этой работы  наша страна выдвинула инициативу последний раз  в 2012 году, предложив подготовить новый договор о коллективной безопасности в Европе. Но эта инициатива так и осталась не услышанной нашими коллегами.

Сейчас сохранение НАТО и ЕС является тем фактором, который  консервирует раздел Европы — начиная от разделения стран ЕС на «своих» и  «чужих» до выстраивания «поясов добрососедства». Увы, и ЕС, и НАТО не имеют должной гибкости, чтобы отвечать новым трендам в международном развитии — обе организации двигаются как караван, со скоростью самого медленного верблюда. И сейчас эту скорость, а точнее топтания на месте, определяют не лидеры ЕС, а например, страны Балтии, Скандинавии, Польши, которые просто-напросто, пользуясь своим равноправным положением, через эти структуры в полном объёме реализуют свои обиды и фобии  по отношению к России.

Но ситуация не безнадежна. Мы никогда не занимались практикой раскола, в чем Россию сегодня пытаются упрекнуть. Но когда мы не можем найти общего языка со структурами в целом, мы вынуждены начинать двусторонний диалог с теми, кто к этому диалогу готов. Мы неоднократно слышали от той же Польши и стран Балтии внятный отказ от какого бы то ни было парламентского диалога с Россией. Но у нас есть фантастически продвинутый межпарламентский диалог с Францией, у нас на очень развитой фазе находятся такие же контакты с Германией, Италией, Испанией и многими другими европейскими грандами. И мы не можем это окно возможностей закрывать, игнорировать, упускать. И мы в этом плане двигаемся вперед со скоростью не самого медленного верблюда, а самой быстрой лошади. Мы работаем с теми, кто готов брать на себя ответственность. И среди них, безусловно, парламент Франции, который не раз демонстрировал готовность разговаривать и договариваться. Кстати, мы с французами никогда не находились в стадии полного разрыва отношений, но сегодня мы уходим от встреч к совместной работе. Мы в этом плане подаем пример, и я очень хорошо знаю, что за нашей работой с французскими коллегами очень внимательно следят в странах ЕС.

- Есть какие-то конкретные договорённости о работе с парламентариями из стран Европы, помимо французов? 

-  У нас уже есть договорённости с коллегами итальянского сената — мы ждём их в Москве, и надеюсь, что визит состоится уже в октябре. Были точно такие же договорённости и с Германией, но, к сожалению, согласно немецкой конституции, верхняя палата в этой стране не имеет политических полномочий. Только поэтому с бундесратом у нас не возникает двустороннего диалога, аналогичному тому, что существует с сенатом Франции. Но уверен, что рано или поздно на наш позитивный пример начнут  реагировать парламентарии и других стран ЕС и НАТО. Подчеркну, что  для нас здесь нет нерукопожатных партнёров: мы готовы вести любой диалог на любые темы, которые мы посчитаем актуальными для двусторонних отношений и для многостороннего сотрудничества. Для нас нет закрытых тем и нет неприемлемых собеседников.

-  В Китае 4-5 сентября прошёл саммит G20. Чем он отличался от прошлогодних саммитов?

- Думаю, даже человеку, не сильно разбирающемуся в политике, было видно: встреча в рамках G20 в этом году кардинально отличается от прошлых подобных встреч тем, что там всячески пытались демонстрировать нежелание разговаривать с Россией. Сейчас этого не было и в помине — с Россией искали контактов, с нашим президентом искали возможность встретиться. В том числе и президент США.

- Их встреча с главой российского государства стала одним из центральных событий саммита — причём Владимиру Путину и Бараку Обаме удалось переговорить тет-а-тет.

- Да, и встреча эта, кстати,  была инициирована американской стороной. На таких встречах очень важно, чтобы они не превращались в разъяснение о том, в чем мы, с точки зрения наших партнёров, не правы, чтобы это был диалог на равных.

Обама на такой диалог пошёл — и по теме Украины, и по Сирии, и по судьбам мировой торговли, и по энергетической безопасности, и по борьбе с международным терроризмом. И знаете, здесь сработала пословица — не было бы счастья, да несчастье помогло. Два с половиной года мы конфликтовали, и за это время не было понимания того, возможно ли  решать мировые проблемы, не разговаривая друг с другом? Оказалось, что это невозможно. Проблемы только усугубились — это и распространение оружия массового поражения (Северная Корея), и мировая террористическая угроза (Ближний Восток), и снижение уровня противостояния обычными вооружениями (Балтика). Везде происходит нарастание и накопление угроз, и очень хорошо, что наши партнёры на Западе умеют учиться на собственных ошибках — они идут на диалог. Значит, мы можем выйти на полноформатный контакт, даже если мы не будем соглашаться друг с другом по ряду вопросов, например по статусу Крыма или по оценке того, что происходит на Украине и в Сирии. Самое важное — выйти на формат отношений, чтобы мы были в состоянии сотрудничать там, где наши интересы совпадают, безотносительно к тому, что по другим вопросам мы  друг с другом не соглашаемся.

- Могут ли примером послужить итоги недавней встречи Владимира Путина с премьером Японии Синдзо Абэ?

- Безусловно. На протяжении десятилетий японская сторона практиковала тезис — до тех пока мы с Россией не договоримся по островам, то никакое сотрудничества невозможно. И мы видим, что такая позиция ни к чему не привела. Но мы улавливаем сегодня сигналы от господина Абэ, в том числе на последней встрече с Владимиром Путиным, что сегодня Япония пересматривает позиции о сотрудничестве с нашей страной —  безотносительно к тому, решён вопрос по островам или нет. Очевидно, что найти компромиссы по спорным вопросам можно только в том случае, когда наши отношения будут развиваться. Такая динамика между Россией и Японией уже наблюдается. Уверен, что что-то подобное будет и в отношениях с другими мировыми державами.

- В том числе и с США?

-  Надеюсь на это. Мы же не знаем, кто станет президентом Америки, каков будет состав Конгресса США. Это внутриамериканская специфика, которая сегодня оказывает неоправданно большое влияние на международные процессы — американское эхо раздаётся сегодня по всей планете.  И снизить  напряжение может только многополярная модель мира.

- Какие ещё события на саммите в Китае вы бы выделили?

- Обратил бы внимание, конечно же, на  неформальную встречу лидеров стран БРИКС. На ней  исчерпывающим образом подтверждено, что этот формат существует, несмотря на то что четыре страны испытывают трудности в экономическом развитии.  Но формат БРИКС — не сиюминутный, не конъюнктурный, он объединяет страны, которые заинтересованы в реформировании международных отношений. Это, если хотите, союз реформаторов, которых объединяет неприятие тех позиций, которые пытается навязать западный мир.

Особо подчеркну важность двусторонних встреч Президента России с целым рядом лидеров стран Запада. Это не только президент США и премьер Японии, но и новый премьер Великобритании, главы Франции и Германии и другие. На мой взгляд, то, что саммит G20 позволил провести ряд таких встреч даже более важно, чем конкретные решения, принятые всеми странами «большой двадцатки». Хотя мы никоим образом не умаляем важность таких решений.

Беседовал Никита Вятчанин