Страны ЕС переживают переходный период

Так считает директор австрийского Института имени Людвига Больцмана по изучению последствий войн, доктор, профессор Стефан Карнер. Он возглавляет вместе с Александром Чубарьяном австро-российскую комиссию историков, а также является членом Международного совета Российского исторического общества

ЕВРОПЕЙЦЫ О РОССИИ ВПЕРВЫЕ УЗНАЛИ ОТ АВСТРИЙСКОГО ПОСЛАННИКА

-Отношения России и Европы на­считывают много веков, но сегодня вопрос их взаимодействия опять ак­туален. Нынешняя напряженность питается, в том числе, ситуацией на Украине. Как ее видите вы?

-Я историк, поэтому не хотел бы внедряться в проблемы по­литики. Скажу кратко. Есть про­странство интересов с восточной стороны и Запада. Украина в таком полном государственном объеме никогда не существовала, но сейчас это реальность. Было бы лучше, ес­ли бы Киев понимал свою истори­ческую роль как роль моста между Россией и Европой. Но он занял иную позицию. Например, споры между учеными о том, кто создал Древнюю Русь, уже идут 200 лет. Они, бесспорно, важны, но для се­годняшней оценки территориаль­ных претензий не имеют большого значения. Мы в Австрии знаем это прекрасно. Совершенно очевидно, на мой взгляд, что Киев, Великий Новгород, Чернигов, Суздаль, Вла­димир и Москва — истоки, откуда зарождалось Российское государ­ство. И создатели первых княжеств были, бесспорно, варяги.

-Как тема «Россия — Европа» преломляется в работе вашего института и лично вашей?

-Она занимает центральное ме­сто в нашем диалоге с Российской академией наук. Вместе с Институ­том всеобщей истории РАН мы из­дали много крупных трудов. Один из них — 2000-страничная «Праж­ская весна» — вышел в вашей стра­не, в Германии, Австрии и в США (в Гарвардском университете). Те­перь идет работа совместно с рос­сийскими, американскими и немец­кими коллегами по теме распада СССР в 1991 году и его последствий для Европы и планеты.

Изображение барона Сигизмунда Герберштейна в пожалованных Василием III кафтане и шапке. С современной гравюры на дереве

-То есть вы помогаете пока­зать нашу историю всему миру?

-По возможности да. В геогра­фическом смысле Россия всегда была частью Европы, а в геополити­ческом и культурно-историческом, по крайней мере, последние 500 лет. Сейчас это аксиома, но в Средние века такое утверждение нуждалось в доказательствах. И первым Евро­пе их представил Сигизмунд фон Герберштейн.

-Некоторые европейские пу­тешественники внесли лепту в создание неадекватного образа России. Можно ли сказать, что вы­воды Герберштейна выдержали проверку временем?

-Вполне. Он описал торговлю, религию, обычаи, политику, исто­рию и даже теорию русской по­литической жизни. Его «Записки о Московии» — бестселлер начала новой эры, который еще при жизни автора выдержал пять изданий на основных европейских языках. Они заложили фундамент россиеведе­ния в Европе.

Он нам показал, что Россия — но­вая великая держава на восточной части континента, что по основным законам и формам жизни это евро­пейская страна. В ней имеют место иерархия князей-властителей, по­местного дворянства и крепостных душ. В структуре населения нет третьего слоя — горожанина, а пре­обладает крестьянин, экономика базируется на сельском хозяйстве. Московия становится центром православия взамен павшего Кон­стантинополя, ее границы идут по Уралу, низовьям Волги, Каспийско­му морю и проливу Босфор.

-В нашей стране нередко по­литика ищет аргументации в исто­рии. А насколько в Австрии исто­рия влияет на политику?

-Очень мало. Надо признать, что в Западной Европе историче­ское сознание общества сегодня слабее, чем еще в первой половине ХХ столетия. Сменились поколения. Они видят, что под крышей Евросо­юза хорошо жить. Есть некоторые проблемы, конфликты, но они будут разрешены. Такое мировосприятие появилось после распада СССР и окончания холодной войны, когда некоторые интеллектуалы даже провозгласили «конец истории». По­этому история как наука перестала играть заметную роль в жизни об­щества и практически не использу­ется в политической практике.

-Вы сказали интересную вещь. Но разве не опасно для об­щества ослабление исторического сознания?

-Может быть. Естественно, нам надо знать, на каком фундаменте мы стоим. Но, с другой стороны, есть пословица: история учит, но не находит учеников…

Сейчас решается, где проверять беженцев: в Турции или на островах в Средиземном море?
В Африке или Греции?»

-Есть и другая. История не учительница, а надзирательница: ничему не учит, но сурово наказы­вает за незнание уроков.

-Совершенно верно. Поэтому я считаю, что задача историков — по­казать то, что было, чтобы по воз­можности осветить самые важные структуры отношений между стра­нами, может быть, даже помогать, чтобы не повторять ошибок.

Это позиция историка. Но не все её разделяют. Большин­ство европейцев интересуются главным образом экономикой, в меньшей степени — культу­рой и совсем чуть-чуть — исто­рией. Даже к политике остыл интерес. Сейчас он, видимо, несколько возрастает из-за ак­туальных проблем с беженца­ми и активизации правых кру­гов. Когда я смотрю на своих студентов, то вижу, насколько многие аполитичны. Или им надоела политика, или чув­ствуют, что все равно ничего не могут поменять.

Так обстоит дело в Цент­ральной Европе — Германии, Швейцарии, Франции, Италии, Ав­стрии, Чехии. Здесь очевидное отли­чие от России. Во-первых, когда лю­ди хорошо живут, их политика мало интересует, несмотря на некоторые сложности Евросоюза. Во-вторых, мало лидеров, на которых можно делать ставку. Раньше были Аденау­эр, Шуман, Коль, Пальме в Швеции, Фигль, Крайский и Шюссель в Ав­стрии, Миттеран, даже Тэтчер… По­литиков такого масштаба сегодня в Европе не видно. Меркель крутится по возможности. Ее критикуют в раз­ных странах, не только в Германии, но все равно она еще ведущий лидер ЕС. Европа в целом, на мой взгляд, переживает переходный период.

НАШИ ЦЕННОСТИ НУЖДАЮТСЯ В ПЕРЕФОРМАТИРОВАНИИ

-Куда идет Европа?

-Пока неизвестно. Есть разные направления, не знаем, куда ЕС раз­вивается, куда идет. Простое повы­шение уровня материального ком­форта — цель многих людей. Но если это уже все, то этого слишком мало!

Европейские ценности обозначе­ны в хартиях по правам человека и других документах. Они основыва­ются на фундаменте христианства и европейского Просвещения. Но эти ценности мы должны защищать каждый день. Защитников слишком мало! На наш континент проникает новая культура — мусульманская. Если ее носители не хотят принять ценности нашей культуры, то наша обязанность — их защитить, чтобы сохранить. Границы Европы — это и границы толерантности. И они про­ходят через каждого человека.

-Мы в России с удивлением и беспокойством наблюдаем за Ев­ропой. Наши чувства описал еще Достоевский: «Русскому Ев­ропа так же драгоценна, как Россия; каждый камень в ней мил и дорог. Европа так же точно была Отечеством нашим, как и Россия».

- Я уже сказал: у нас мало кто стоит на страже. В обще­стве культивируется представ­ление о том, чтобы помогать каждому. Не только беженцу по закону, а каждому приехав­шему. Отсутствие системы четкой проверки мигрантов и породило сейчас серьезные внутренние проблемы, в том числе в Австрии.

ЕВРОПА УЖЕ ДВЕ ТЫСЯЧИ ЛЕТ ЯВЛЯЕТСЯ ЗОНОЙ БЕЖЕНЦЕВ

-Беженцы не с луны сва­лились. Кто-то же создал си­туацию, вследствие которой их страны разоряются.

-Центральная Европа на протяжении двух тысяч лет была зоной беженцев. Когда-то они пришли и разрушили Рим­скую империю, на Русь нападали татаро-монголы, которые дошли до Средней Европы, потом турки и так далее. Значит, все население Европы смешанное. То, что мы ви­дим сейчас, — лишь часть всего ме­гапроцесса, который длится, длится и длится.

-Разве им не надо управлять?

-Надо. Здесь много аспектов. Имеет значение и качество управ­ляющей элиты, и качество тех, кто прибывает в Европу. Это волна представителей другой культуры, многие из которых не хотят адап­тироваться в наше общество. Таким образом, они посягают на правила, за которые Европа дралась сто лет, например равноправие женщин.

Что делать, когда человек за­являет: мой сын не будет ходить в школу, где учитель — женщина? Или требует снять крест с какого-то учреждения? У нас полная свобода религиозных взглядов, но беженцы должны жить по общему регламен­ту. Люди понимают, что происходящие процессы опасны, поэтому они боятся. Не все демонстранты пра­вые, правый уклон общества!

-То, что Россия — часть Европы в культурно-историческом пла­не, не нуждается в доказатель­ствах у нас. Хотят ли европейцы видеть эту нашу общность?

-Для этого историческое созна­ние должно быть выражено более отчетливо, чем оно имеет место сегодня. Вот почему мы, историки, и обязаны напоминать о точках на­шего соприкосновения.

В развитии России и Австрии очень много общего. Оба государ­ства — ровесники, им по 1000 лет.

Труды Герберштейна и сегодня служат фундаментом для сохранения и построения мостов между Россией и Европой»

Их становление произошло по евро­пейским меркам довольно поздно — в XVII-XVIIIвеках, когда и начался экономический рывок. Колоний не имели, с индустриализацией запозда­ли. Там и там сформировались круп­ные империи на полиэтнической и христианской основе — дом Габсбур­гов и дом Романовых, объединявшие­ся личностью правителя. Обе монар­хии, подгнив изнутри, распались в конце Первой мировой войны.

Я впервые приехал в Россию 41 год назад и вижу, как она из­менилась. Австрийцы помнят, что освобождение в апреле 1945 года Вены после гитлеровской аннексии заложило фундамент для восстанов­ления нашей государственности. В Австрии похоронено около 90 тысяч советских солдат. В СССР трудилось больше 135 тысяч австрийских воен­нопленных, на территории Австрии — 0,5 миллиона советских граждан, уг­нанных на принудительные работы. Все это совместная история, которая нас связывает.