Минфину стоило бы задуматься о более рациональном использовании доходов…

Своими соображениями и оценкой текущего момента поделился академик РАН, директор Московской школы экономики МГУ им. М.В. Ломоносова Александр Некипелов, который, к слову, 16 ноября отмечает свое 65-летие.

МЫ СЛИШКОМ ЗАДЕРЖАЛИСЬ В РЕЦЕССИИ

- Александр Дмитриевич, вы ви­дите достижения в российской эко­номике последних двух лет?

- Вижу. Более или менее стабили­зировался курс рубля, который колеб­лется между 60 и 65 за доллар, сокра­тился масштаб падения производства, хотя мы по-прежнему находимся в состоянии рецессии, уменьшилась инфляция. Это плюсы. Минусы оче­видны. Снижение реального уровня жизни населения продолжается, нет перелома в инвестиционном процес­се, в сложном положении банковская система. Высокие процентные ставки в значительной степени блокируют предоставление кредитов, в результа­те в нынешнем году величина предо­ставлявшихся практически равня­лась сумме погашавшихся кредитов. Экономика живет в условиях крайне жестких ограничений.

- Они неизбежны или являются следствием ошибок Правитель­ства?

- Разумеется, санкции и небла­гоприятная конъюнктура мировых нефтяных цен негативно влияют на экономическое развитие. Но, честно говоря, я не разделяю оптимизма и высокой оценки проводившейся по­литики с отсылкой на то, что все- таки мы стали выходить из кризиса.

Задача ведь не в том, чтобы заста­вить рынок возвратиться в сбаланси­рованное состояние. Принципиально важна и скорость этого процесса. Мы же с осени 2014 года в состоянии ре­цессии и только сейчас ожидаем на­чала выхода из нее. Это очень долгий срок. Он сопряжен с большими из­держками для населения, наших про­изводителей, экономики в целом. Мы отстаем по темпам роста, а значит, теряем позиции в мире.

Есть в макроэкономической тео­рии такое понятие как «гистерезис». Оно характеризует ситуацию, когда, казалось бы, краткосрочные сбои приводят к существенному ухудше­нию долгосрочной траектории разви­тия. Наша экономика близка к попа­данию в это незавидное положение.

И тут нельзя не вспомнить тяже­лейшую ситуацию 1998 года, когда после дефолта в августе уже в дека­бре начался экономический рост, а через два месяца удалось полностью стабилизировать ситуацию на валют­ном рынке и ожидания экономиче­ских агентов. Сейчас мы уже потра­тили два года, а кризис не преодолен. Неизбежным ли было такое развитие событий? Альтернатива была. Мы совершенно напрасно отказались от введения валютных ограничений по капитальным статьям платежного баланса, прежде всего на движение краткосрочного спекулятивного ка­питала. Наш собственный опыт вы­хода из дефолта тому порукой. Тогда бы не потребовалось повышать до небес уровень процентной ставки и экономика развивалась бы в более благоприятных условиях.

МВФ НЕ ПРОТИВ ВАЛЮТНЫХ ОГРАНИЧЕНИЙ

- Рубль стабилизировался, тем не менее ряд экспертов пророчат снижение его курса к концу года на 10-15 пунктов. Это опять ударит по карману россиян.

- При нынешней денежно-кредит­ной политике колебания рубля неиз­бежны. Вот почему следует ввести валютные ограничения. Если сегод­ня начать просто снижать процент­ную ставку, то это — тут Центробанк прав — приведет к возобновлению оттока капитала из страны и повышению инфляции. Для предотвраще­ния такого эффекта и нужны ограни­чения на спекулятивные потоки ка­питала. А ЦБ практически занял роль наблюдателя и ждет, когда ситуация стабилизируется. Пассивное ожида­ние требует в течение длительного времени держать процентную ставку на запредельном уровне. В результа­те кредиты не растут, нет инвести­ций, что приводит к стагнации эко­номики. У бизнеса и руководителей предприятий очень депрессивные настроения. И никто не может по­ручиться, что не будет новых шоков. Каковы издержки такой политики? Это важнейший вопрос. Но похоже, что Правительство он не очень инте­ресует.

- Может, дело в том, что валют­ные ограничения рассматриваются как антирыночная мера?

- И даже постыдно антирыночная, как некоторые считают. Но сегодня даже МВФ придерживается на этот счет весьма сбалансированной по­зиции. Он не только не возражает против валютных ограничений, а отдельным странам, например Укра­ине, рекомендовал их ввести. Число государств, использующих те или иные формы валютных ограничений, в последние годы выросло. На них, в частности, активно опиралась при выходе из кризиса Исландия. А наш финансово-экономический блок как будто ставит натурный эксперимент: выйдет ли рынок в итоге на траек­торию роста или нет? Ну выйдет. Вопрос: сколько времени и какие из­держки для этого потребуются?

- По поручению Президента РФ разрабатывается стратегия разви­тия России после 2018 года, в ко­торой активное участие принимает Центр стратегических разработок (ЦСР) Алексея Кудрина. Руковод­ство страны определилось с выбо­ром экономической модели?

- Сложно ответить. В рамках ЦСР ведется разработка, на мой взгляд, примерно того же самого подхода к управлению экономикой, который практикуется сегодня. У другой груп­пы, Бориса Титова, иной подход, хотя, по моему мнению, страдающий несколько легковесным отношением к возможностям денежно-кредитной политики. В общем, можно подумать, что речь идет о конкуренции страте­гий… Какие идеи поддержит руковод­ство страны — увидим.

ДОХОДЫ НЕФТЕГАЗОВОГО СЕКТОРА ИСПОЛЬЗУЮТСЯ НЕЭФФЕКТИВНО

- Вы сейчас не входите в состав совета директоров «Роснефти», и я могу более свободно спросить: сто­ит ли еще сегодня в повестке про­блема снятия России с нефтегазо­вой иглы?

- Мне не по душе это выражение. Об «игле» можно говорить только в том смысле, что высокие цены на нефть ввели в наркотический дурман наши власти. Задача диверсификации и модернизации российской эконо­мики на вербальном уровне обозначена уже давно. К сожалению, резуль­татов еще очень мало. В том числе и потому, что мы не использовали в «тучные» годы огромные доходы неф­тегазового сектора для инвестицион­ных целей и создания современных производств. Мы предпочли держать основную их часть в резервах, кото­рых все равно не хватает. И пошел разговор, что надо было еще больше загонять в кубышку.

Эта логика ущербна. Резервы можно более или менее точно пла­нировать, если бы имелись устойчи­вые закономерности динамики цен на нефтяном рынке, позволяющие определить, сколько закладывать в «подушку безопасности», когда они взлетают, и сколько тратить, когда они падают. Но таких закономерно­стей нет, по крайней мере их никому до сих пор не удалось обнаружить. Исходить же из того, что чем больше резервов, тем лучше, значит не осоз­навать, что формирование любых ре­зервов сопровождается издержками. Ведь резервы — это средства, которые выводятся из хозяйственного оборо­та. Вот почему лучшая страховка от однобокой производственной струк­туры — ее диверсификация.

Сегодня ситуация приобретает фантасмагорический разворот. Мин­фин заговорил о том, что он чуть ли не косвенным образом субсидирует нефтегазовую отрасль. И это притом что, по данным самого министерства, из «нефтянки» изымается около 80 процентов всех средств. И при этом она еще рентабельна…

- Значит, надо радоваться тому, что в сентябре добыча нефти в Рос­сии вышла на абсолютный истори­ческий рекорд?

- В мировой нефтяной отрасли доминирует небольшое количество крупных игроков, и конкуренция здесь имеет стратегический характер. Способность поддерживать в небла­гоприятных условиях высокий уро­вень добычи, не уходя в минус, явля­ется проявлением высокого уровня конкурентоспособности и важным сигналом другим участникам о необ­ходимости договариваться в отноше­нии масштабов производства.

Вот почему Минфину вместо об­винений ведущих отраслей нашей экономики в неэффективности стои­ло бы задуматься о более рациональ­ном использовании доходов, которые они приносят стране. Согласен с Пре­зидентом России, что нефтегазовый ресурс очень важен и будет еще дол­гие годы востребован в энергетике. Что отнюдь не умаляет значимости ее нетрадиционных видов. Их надо развивать. Кстати, в них вкладыва­ются и все крупные нефтяные ком­пании, включая «Роснефть». В то же время нефть еще и ценное химиче­ское сырье. Речь о взвешенном отно­шении к этому богатству, о том, что­бы использовать разумные методы и формы изъятия ренты.

На парламентских слушаниях в Госдуме депутаты правильно вы­разили сомнение по поводу нового варианта бюджетного правила, в со­ответствии с которым планируется существенно снизить цену на нефть, начиная с которой налоги направ­ляются не в бюджет, а в резервный фонд. Это в точности то же самое, что предлагать формировать резервы зерна в периоды неурожаев.

СТОИТ ЛИ БОРОТЬСЯ С ГОСУДАРСТВОМ В ЭКОНОМИКЕ?

- Вы одобряете проводимый сей­час налоговый маневр, связанный с заменой экспортных пошлин на­логом на добычу полезных ископа­емых?

- Мне не кажется проведение такого маневра в срочном порядке целесообразным. Смотрите, к чему это может привести. Экспортные по­шлины — не только средство изъятия ренты, но еще и определенный клин между внешними и внутренними це­нами на топливо. Убрав их, вы сразу увеличиваете стимулы для экспорта, и больше нефти пойдет на междуна­родный рынок. Меньше — на внутрен­ний, где цены начнут расти, пока не сравняются с мировыми. Мы соглас­ны на это?

Да, там предусмотрены некото­рые компенсирующие меры по из­менению акцизной политики и даже введению отрицательных акцизов для нефтепереработки. Но вопрос остается: готовы ли мы к повыше­нию внутренних цен на нефть и неф­тепродукты? Здесь не годится чисто бухгалтерский счет, основанный на сегодняшних уровнях поставок на внутренний рынок и на экспорт. Поэ­тому при осуществлении в пожарном порядке такой маневр может приве­сти к снижению конкурентоспособ­ности всей нашей промышленности, созданию на пустом месте проблем по обеспечению горючим посевной кампании и т. д. и т. п.

-Теперь о восприятии обще­ством ситуации в экономике. Не­давно 2/3 радиослушателей одной популярной радиостанции на во­прос «Чувствуете ли вы страх приближения войны?», ответили «да». При этом они не верят, что она раз­разится, но считают, что пропаган­да ее угрозы связана с нашим труд­ным экономическим положением…

- Внешнеполитическая ситуация очень неприятна, общество ощуща­ет обусловленные ею риски. Другое дело: не Россия формировала внеш­ние угрозы, она реагирует на них. Налицо, как мне кажется, парадокс. С одной стороны, на политическом уровне осознается необходимость консолидации общества, гармони­зации внутренних интересов, и для этого много делается. С другой — на­стойчиво сохраняется необычное даже для остального мира трепетное отношение к рыночным догмам. Впе­чатление, что мы сейчас, по крайней мере на словах, едва ли не главные защитники идеалов совершенной ры­ночной экономики и безграничного либерализма.

Доходы консолидированного бюд­жета снизились до 30 процентов ВВП. Это ниже, чем в среднем по Органи­зации экономического сотрудниче­ства и развития (ОЭСР), значительно меньше, чем во Франции, Норвегии и многих других развитых странах. При этом идейная борьба с экономически активным государством сопровожда­ется не менее энергичным использо­ванием механизмов ручного управ­ления. На мой взгляд, нужно быть большим оптимистом, чтобы считать такое положение дел разумным.

- Минфин обещает уже в этом году подавить инфляцию до 5,5 про­цента. Вы не считаете это успехом?

- Ее можно довести и до нуля. Дело в том, какие при этом процес­сы будут происходить в реальной экономике. Ведь даже с позиции уменьшения дефицита бюджета не очень выгодно сильно усердствовать в снижении инфляции и героически приводить ее из двузначной цифры к 5,5 процента. Создаются дополни­тельные проблемы для федерально­го бюджета, что подталкивает к со­кращению госрасходов, в том числе и инвестиционных. В итоге страдает экономика…