Перечитывая Достоевского

Сегодня Россия отмечает двухсотлетие со дня рождения Федора Михайловича Достоевского. Есть такое крылатое выражение: «Титаны Возрождения». Так называют деятелей эпохи расцвета науки и искусства, соединивших в себе разносторонность талантов с их огромной творческой силой. Достоевскому эти черты присущи в полной мере. Великий писатель, выдающийся мыслитель, видный общественный деятель — подлинный титан русской культуры.

И не только русской. Мне часто приходится общаться с зарубежными политиками, представителями общественных организаций, с теми, кого на Западе принято называть интеллектуалами. Когда речь заходит о русской культуре, русской литературе, русских мыслителях, которых знают, высоко ценят, безоговорочно причисляют к вершинам человеческого духа, имя Федора Достоевского называется всегда и, как правило, первым. Далеко не каждая страна представлена в мировой культуре творцами такого уровня.

Достоевский родился в Москве. Однако вся его взрослая жизнь, исключая годы ссылки, связана с Санкт-Петербургом. Город стал неотъемлемой частью его творчества. Притом не в виде лишь внешнего фона, географического места действия, но и в качестве смысловой составляющей романов, повестей. И даже, я бы сказала, в качестве действующего лица. Зримо или неявно Петербург присутствует едва ли не во всех произведениях Достоевского. В свою очередь и сам писатель стал неотъемлемой частью города на Неве, его ауры. Достоевский и Петербург неотделимы друг от друга.

Понимание этого подтолкнуло меня, как петербурженку, еще в юности к внимательному чтению его произведений. Много лет спустя в дневниковой записи одной из современниц Достоевского я натолкнулась на следующие слова: «Читать Тургенева — наслаждение, читать Достоевского — труд». По моему мнению, сказано верно. При этом не читать Достоевского невозможно, он не отпускает. И в то же время это в самом деле труд. Но труд захватывающий, благодарный.

Считаю, тот, кто не прочитал «пятикнижия Достоевского», пяти его, без малейшего преувеличения, великих романов — «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы», — духовно обеднил себя, лишился чего‑то очень важного в знании и понимании как русского человека, России, так и человечества в целом.

Почему я так считаю? Потому что Достоевский не только великий писатель, хотя и это уже, мягко говоря, немало. Целью своей жизни он, по его собственным словам, сделал разгадку тайны человека, его души. И Достоевский продвинулся в этом гораздо дальше, чем кто‑либо до него, будь то литература, искусство, философия. Органично соединив в себе художника и мыслителя, он сумел увидеть в душе отдельного человека и в человечестве в целом то, что до него не видел никто, и выразить увиденное предельно полно, зримо, правдиво. Тем самым, как теперь очевидно, открыл новую эпоху.

В чем суть человека? Вопрос, на который сам Достоевский однозначного ответа не дает. Зато дает богатую, художественно выразительную и достоверную пищу для размышлений. И предлагает нам самим сделать вывод. Мыслить вслед за ним. И оставляет четкое послание: на путях разного рода запретов, ограничений свободы проблему искоренения зла, построения совершенного общества не решить. Ведь, по Достоевскому, человек не сводится к рассудку, логике, рациональности. Свобода, и прежде всего свобода воли, «хотения», естественна для человека, ничто и никто не вправе ставить ей пределы. Подавление свободы деформирует личность, рождает в ней сопротивление. Насилие не может стать путем к счастью человека, а следовательно, и общества. Достоевский-мыслитель смотрит и дальше: коль скоро путь запретов, ограничений — путь тупиковый, надо, чтобы человек сам не хотел творить зло. В состоянии ли он это сделать? Писатель, как я уже сказала, не дает четкого ответа на этот вопрос. Тем не менее он высказывает мысль огромной важности — об ответственности, которую несет каждый из нас не только за себя, свои поступки, но и за то, что будет со всеми нами, с человечеством в целом.

Казалось бы, Достоевский — безусловный поборник того, что мы ныне называем ценностями демократии, правами и свободами личности. И в таком прочтении он, кажется, особенно любезен западному интеллектуалу. Но не все так просто. Взгляды Достоевского со временем меняются. С наступлением зрелости проявляется и облик новой философии. Один из героев «Братьев Карамазовых» произносит ставшую знаменитой фразу о том, что «широк человек, даже слишком широк, сузить бы надо». Как показала жизнь, это до конца дней теперь установка и самого писателя. Значительную часть своей поздней деятельности Достоевский посвящает борьбе с революцией, революционерами, атеистами — словом, со всем тем, что он считал «бесовщиной».

Идейная и политическая эволюция Достоевского заставляет задуматься. Если в 1840-х годах он — противник существующего строя, социалист, то позже в его мировоззрении произошел постепенный поворот в противоположную сторону. Важное тому подтверждение — его дружба и сотрудничество с признанным идеологом самодержавия, православия, консерватизма К.П. Победоносцевым. Обоих тревожили перемены, начавшиеся в России после отмены крепостного права. По словам Достоевского, прежний мир, прежний порядок отошел безвозвратно, страна колеблется над бездною. Спасение Отечества от разрушения он связывал с сохранением сильного государства и прочной веры в народе.

История распорядилась по‑своему. Путь России оказался во многом иным. И вместе с тем нельзя не видеть прозорливости Достоевского в том, что касается сильного государства и опоры на традиции. Это, повторю, позиция позднего Достоевского — публициста, автора «Дневника писателя». Он ясно видел, что счастье, благополучие человека есть вопрос не только и не столько политики, экономики — хотя их значение он тоже признавал, — сколько вопрос веры и морали, нравственного выбора человека. Именно нравственность, мораль являются, по мнению Достоевского, главными целями и движущей силой социального прогресса.

По моему мнению, сегодня эта его мысль, а точнее, мировоззренческая позиция, приобретает огромное созидательное значение. Как отметил глава Российского государства в речи на Валдайском форуме, в современном хрупком мире значительно возрастает важность твердой опоры. Таковой всегда были ценности, которые лежат в основе современной цивилизации. Сейчас они под угрозой во многих странах. Мы это видим.

И считаю, в такой ситуации дополнительную степень устойчивости, защиты получают те общества, где сумели сохранить живую силу своих духовных ценностей. У России такая привилегия, безусловно, есть. И я бы отнесла к преимуществам нашей страны присутствие в ее духовной жизни таких грандиозных личностей, как Федор Михайлович. Мы можем и должны опереться на свою историческую традицию, на культуру нашего многонационального народа. В самом широком смысле. В том числе — на мысли, идеи Достоевского. Зрелого Достоевского.

Я вижу в нем провозвестника разумного консерватизма, который сегодня уверенно становится идеологией нашего движения вперед. Ее суть базируется на проверенных временем нравственных, духовных ценностях, незыблемость которых подтверждена столетиями, даже тысячелетиями истории не только нашего Отечества, но и всего человечества. В них раскрываются справедливость, уважение человеческого достоинства, патриотизм.

Без таких ориентиров возможности, идущие с прогрессом науки и технологий, рискуют превратиться в ловушки, западни для людей. Избежать возникающей здесь опасности «расчеловечивания» можно, только оставаясь на позиции, которую Достоевский провозглашал как «абсолютная ценность человека». Вот то, что Достоевский считал главным, определяющим для благополучия людей, за сохранение и упрочение чего выступает Россия.

Да, принимая во внимание грандиозный масштаб происходящих в мире перемен, мы обязаны, определяя свой стратегический курс, делать акцент на наши исторические, национальные, культурные особенности, базовые ценности. Однако при этом мы не сторонимся других стран, не исключаем себя из мирового сообщества, а напротив, открыты для всестороннего сотрудничества с ним. Как отмечал Достоевский, русская душа, «может быть, наиболее способна изо всех народов вместить в себе идею всечеловеческого единения, братской любви… Это не экономическая черта, это никакая другая, это лишь нравственная черта».

Уверена, она, эта черта, остается в нас и с нами. Нам непросто далась стабильность, и потому мы особо ценим ее.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.